— Не стесняйтесь ваших слез. Их никто не видит…
Она чувствовала, что лицо ее мокро от слез.
— Надя, пересядьте сюда, здесь вам будет удобнее, — прошептал в ухо хрипловатый тенорок. Она вздрогнула, глянула на Кирова. Он жестом показал на стул в глубине ложи. Она пересела, вынула из сумочки платок, промокнула глаза, щеки.
— Вам очень жалко себя. Очень, очень жалко…
— Что с вами? Неужели на вас так действует Чайковский? — он дотронулся маленькой крепкой горячей рукой до ее щеки. — Вы просто горите. У вас жар, может, лучше уйти?
— Да, да. Я пойду.
— Мы пойдем, — он наклонился к Чудову, что-то шепнул, она встала, он отодвинул бесшумно стул, освобождая ей проход.
Чудовы сочувственно и понимающе закивали, прощаясь.
Охрана было двинулась им вслед, но он на ходу, отмахнулся: «Мол, ждите здесь, сейчас вернусь».
В машине сел рядом с ней на заднее сиденье.
— Хотите домой, или поездим немного, вы успокоитесь.
— Давайте поездим. Если можно на Выборгскую, на Сампсониевский.
— Теперь это проспект Карла Маркса.
На Гренадерском мосту почему-то горели ненужные фонари. Уродливый Ловизский тупик с вечно светящимися желтыми окнами фабрики.
— В соседнем доме окна желты, а по утрам, а по утрам гремят заржавленные болты… — тихо продекламировал он. — Наверное, об этой фабрике, ведь Блок жил на той стороне прямо у моста. О чем вы плакали? О ком? Хотите выйдем?
— Сергей Мироныч! — тревожно сказал водитель. — Не надо выходить. За нами едут.
— Это в каком смысле?
— В самом прямом. Следят.
— Ну-ка развернись и назад.
Водитель резко развернулся, и ее бросило к нему. Он обнял ее и, не отпуская, прошептал:
— Так лучше. В целях вашей безопасности.
Машина мчалась по набережной на бешеной скорости.
— Не бойтесь! Доверьтесь этому человеку.
— Я вас украду, и никакая погоня нас не настигнет. Вы — заколдованный лебедь…
— Мне надо домой. Уже, наверное, беспокоятся.
— Давай, на Гоголя, — он отпустил ее. — Ну что едут за нами?
— Да вроде нет. Но честное слово, от самого театра ехали.
— Тебе показалось, или совпадение.
В подъезде он сразу опередил ее, поднялся на несколько ступенек.
«Как Иосиф. Привычка людей маленького роста».
— Надежда Сергеевна, Надя…
— Сергей Миронович, у меня шалят нервы, извините меня за то, что вам пришлось уйти из театра…
— Я о другом. Как долго вы еще пробудете в Лениграде?
— Не знаю. Я ничего не знаю. Но сколько бы мы здесь ни пробыли, то, чего хотите вы и то, чего хочу я — невозможно.
— Я не понял, — он положил маленькие легкие руки ей на плечи. — Это «то», о котором вы говорите, это…
— Надя! Сергей Миронович — раздался сверху тревожный голос отца, Почему вы не поднимаетесь?