— И ты иди ко мне, — сказал он дрогнувшим голосом. — Ну, ну… в обморок не падать, у меня на руках ребенок. — Обхватил свободной рукой за плечи. Больной рукой. Но и сквозь оглушенность она вспомнила, что держать поднятой левую руку ему больно, и, увернувшись, обняла сзади.
— Татка…
И тут с диким криком «Папка!» вылетел из комнаты, где отбывал наказание, выпущенный отцом Вася, повис на ногах.
На вокзал приехали Сергей Миронович с Чудовым и еще кто-то. Окружили Иосифа, она с Васей стояли чуть поодаль.
Сергей Миронович стоял к ней лицом и как-то странно щурился, хотя день был пасмурным. Она объясняла Васе устройство железнодорожного полотна и чувствовала, что и поза ее, и интонация неестественны. Хотелось скорее уйти в вагон, но предстояло торжественное прощание.
А они уже попрощались два дня назад.
Пригласил их с Васей в Зоосад посмотреть нового жильца — слоненка.
Вася, как всегда, отличился. Увидев в клетке огромного кабана, громко крикнул: «Самец!» и бросил в кабана галькой, поднятой с земли. Зоосад был пустынен, но редкие посетители подходили к Миронычу, чтоб пожать руку. Она был в белой рубашке с расстегнутым воротом и в кавалерийских галифе.
— Вам не холодно? — спросила она.
— Жарко, — ослепительная белозубая улыбка.
Подошли к карусели, и Вася тотчас заныл, что хочет покататься.
— Но карусель не работает, — объясняла она. — Ты же видишь, она стоит.
— А я хочу.
Сергей Миронович подозвал охранника, деликатно стоящего в отдалении, что-то ему сказал. Через пять минут Вася и охранник восседали на лошадках из папье-маше, и карусель, заскрежетав, тронулась.
— А вы не хотите? — спросил он.
— Нет. Я и в детстве не любила.
— Я нашел для вас работу в Смольном, в Наркомпросе. По-моему это ваше. Руководит товарищ Лазуркина, вы поладите, она дама интеллигентная… И вот еще что: ничего и никого не бойтесь, здесь хозяин я. И стоит вам только пожелать… в общем, где бы я ни оказался здесь или… в Москве… всякое может произойти… стоит вам только захотеть… вы для меня как награда… как… — он отвернулся.
— Я?! — она задохнулась. — Я не переходящее Красное знамя и не орден, чтобы вы… могли говорить о награде.
— Надя! Поймите меня, — он обернулся, смотрел жалко. — Ситуация…
— Ситуации нет. Забудем этот разговор, его не было.
И вот на перроне он стоял, переминаясь, словно жмут сапоги, и среди смеющихся его широкое лицо с прищуренными глазами выделялось полным отсутствием оживления.
Иосиф несколько раз оборачивался и коротко взглядывал на них с Васей. Он тоже раскачивался, но это было обычное: он не умел долго стоять на одном месте.