Шли долго, но ни малейшего намека на цель экспедиции я так и не получил. Заработав нахлобучку от Мейтерсона, Джимми был мрачен и неразговорчив. Время от времени я показывал ему наше местоположение на крупномасштабной морской карте, извлеченной из его рюкзака, и он просил изменить курс.
Хотя никаких особых помет на карте не значилось, рассмотрев ее исподтишка краем глаза, я вычислил, что их интересовала акватория в пятнадцати—тридцати милях к северу от устья реки Ровумы и милях в шестнадцати от берега. На этом участке океана порядка трех сотен островов размером от нескольких акров до множества квадратных миль – слишком большой стог сена, чтоб искать в нем иголку.
А мне не нужно было ничего, кроме как, стоя на мостике, не спеша вести ненаглядную «Плясунью» по океанским волнам, чувствовать ее отклик на мое прикосновение и любоваться морскими красотами.
Скальп Майка Гатри, устроившегося в рыболовном кресле, заалел сквозь редкие пряди волос не хуже неоновой рекламы.
«Чтоб ты испекся, ублюдок», – мысленно пожелал я и до самых сумерек помалкивал насчет последствий воздействия тропического солнца. На следующий день, напялив широкополую матерчатую шляпу, он жутко мучился – его распухшая физиономия, обмазанная белой липкой дрянью, пылала, точно иллюминатор океанского лайнера.
К полудню следующего дня я заскучал. Собеседник из Джимми был никакой. Он повеселел со вчерашнего, но так боялся сболтнуть лишнее, что даже предложение выпить кофе встречал настороженно и соглашался не сразу.
Нужно было чем-то себя занять, да и рыбы на обед захотелось. Я увидел стайку опахов, атакующих большой косяк сардин, и передал штурвал Джимми.
– Следуй тем же курсом, – распорядился я и спрыгнул в кокпит.
Гатри с раздутым малиновым лицом проводил меня подозрительным взглядом. В каюте Мейтерсон, который второй день не показывался на палубе, смешивал джин с тоником из моих запасов. Я не возражал – за семьсот пятьдесят долларов в сутки пусть пьет себе на здоровье.
Из ящика для рыболовных принадлежностей я извлек две блесны с перышками, забросил за борт и тут же выудил бьющегося, сверкающего золотом на солнце опаха. Убрав на место смотанные кольцами лески, я заправил на оселке тяжелый нож для резки наживки, рассек рыбье брюхо от жабр до хвоста и швырнул пригоршню окровавленных внутренностей за корму.
Как по команде, пара чаек, вившаяся над лодкой, спикировала на воду. Их жадные хриплые голоса привлекли сородичей, и через несколько минут позади нас слетелось видимо-невидимо пронзительно кричащих, хлопающих крыльями птиц, однако даже их гвалт не заглушил двойной металлический щелчок у меня за спиной.