История третья, воинов воспитательная.
Мне снился удивительный сон, об удивительной планете. Прекрасной настолько, что мы с Виэрном летали часами, забывая о времени. Планета была покрыта лесами, степями, горами с заснеженным вершинами. Удивительный рай для тех, кто с трудом избежал смерти. И Виэрн радостно сказал: 'Это наш дом, Киран. Наш новый дом, тебе нравится?'.
Я не успела ответить! Из чудесного сна меня резко вырвал звук шагов. Шесть, пять, четыре, три, два, один… скрипнула приоткрытая дверь, порыв ветра из раскрытого окна пробежался по обнаженным рукам, коснулся волос…
— Кирюш, пора вставать. За нами прилетят с минуты на минуту.
И странное, неприятное чувство, что моя левая рука в огне…
— КИРА!!! — мамин крик окончательно заставил проснуться.
Я подскочила на кровати, села, привычно поднесла руки к лицу, потому как вечно глаза растирала, и вскрикнула.
— Что это? — мамин голос дрожал от… страха.
С трудом открыла глаза, морщась от боли, и уставилась на собственную левую руку… покрытую волдырями от ожогов! Причем это были не просто ожоги — следы от пальцев прослеживались четко.
Мама у меня боевая, панику поднимать не стала и вскоре вернулась с гелликсом, тем самым, что с нами путешествовал. Через минуту от ожога не осталось и следа, только малоприятные воспоминания.
— Кажется, я начинаю склоняться к идее твоего брака с Эраном, — сказала сидящая на полу мама, отключая гелликс.
— Мне казалось, что это вопрос решенный, — рассматривая собственную ладонь, ответила я.
— Да нет, Кирюш, откровенно говоря, вот до этого самого ожога на твоей руке, я была абсолютно убеждена, что сумею отговорить тебя от данной глупости.
Мы переглянулись, и одновременно вновь уставились на мою руку.
— Что снилось? — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила мама.
— Виэрн, — почему-то я улыбнулась, — он пришел, и я протянула ему руку. Потом мы гуляли…
— Держась за руки? — мамуль у меня проницательная.
— Да… потом летали.
— Держась за руки? — а вот теперь ее голос дрогнул.
— Да, — тихо ответила я, и снова улыбнулась.
Вот кто бы мне еще сказал, с чего это я улыбаюсь. А мама на меня смотрела, смотрела и вдруг как заплачет. Сидит все так же на полу, в утреннем халате и ревет, причем молча. Подбородок дрожит, плечи вздрагивают, по щекам ручейками просто, но при этом ни звука.
— Мам, — я слезла, села рядом с ней, обняла, — ну, мам, ну чего ты?
А она плачет, уже и захлебывается, потом резко потянулась, схватила подушку, опустила голову, и заревела уже в подушку, так надрывно что я вдруг про все забыла, и про капитана, и про Эрана, и даже про весь Иристан.