— Отставить, — печально согласился боцман, не решаясь противоречить штурману. — Слушайте тогда другой план. С сегодняшнего дня мы соглашаемся приступить к работе. Но... но только для того, чтобы войти к ним в доверие. Я стану работать, как вол. Устройте так, чтобы вас перевели в центральное отделение, туда, где воздухопроводы. В туннеле я достану динамит. Выждем время, взорвем воздухопроводы, и наступит конец всему их аду!
Моряки еще долго шептались, обдумывая все мелочи этого плана, и когда после сигнала сирены в каюте появился Алендорф, штурман заявил:
— Прикажите накормить нас. Сегодня мы согласны приступить к работе.
Спустя два часа Головин в сопровождении конвоира, медленно передвигая ослабевшие ноги, направлялся в конец длинного коридора, где находился склад кислородных баллонов. Внезапно штурман почувствовал на себе чей-то упорный взгляд. Обернувшись, он в нескольких шагах от себя заметил молодого японца. Японец шел позади, придерживая кортик. Навстречу из-за угла выходил Алендорф.
— О-о-о, — кивнул он Головину, — Поздравляю с окончанием поста.
— Могу поздравить и вас, — с насмешливой учтивостью поклонился штурман. — Я убедился в том, что у вас превосходная охрана.
— Что вы хотите этим сказать? — заинтересовался немец. — Охрана вполне надежна.
— Однако, — вызывающе усмехнулся Головин, — по моим наблюдениям, следует сделать совершенно противоположные выводы.
— Из чего вы это заключили? Кажется, еще не было времени...
— Достаточно двух минут...
— Например?
— Полюбопытствуйте, кто стоит за моей спиной.
— Конвоир.
— А еще?
Вытянувшись на носках, Алендорф посмотрел через голову штурмана.
— Еще?.. Позади — караульный начальник.
— И он следит за солдатом?
Алендорф промолчал.
— Недостаточно одного вооруженного конвоира?— продолжал Головин.
— Господин Головин, — раздраженно отрезал немец, — вы злоупотребляете моим терпением!
— О, совсем нет! Я просто сообщил вам, из чего я делаю выводы о ненадежности охраны.
— Напрасно. Я не знаю, почему к вам так внимателен караульный начальник.
— Отчего же вы не решаетесь допустить меня в центральное отделение, где есть скудный, но естественный свет? У меня начинают болеть глаза.
— Хотите света? Пожалуйста. Примите это как награду за благоразумие. Но вы убедитесь, что оттуда бежать также немыслимо...
— Бежать немыслимо, — серьезно подтвердил Головин, — вы правы. Но у меня болят глаза, и если вы можете устроить перевод, я буду очень признателен.
— Сейчас, — с готовностью отозвался Алендорф, немедленно отдавая короткое распоряжение конвоиру. — Как видите, — наставительно заметил он, — добром вы добьетесь многих преимуществ.