— А три боевых друга так с тех пор и находятся вместе?
— Да, с тех пор они больше уже не разлучались. В первый же свой поход в Борисов установили через Люсю связь с военнопленными.
— С какими военнопленными?
— А с теми, что вместе с Артуром работали на заводе. Передали им мины, и в ту же ночь завод взлетел на воздух.
— Ну, а выяснили вы, кто все же выдал гестапо Николая и Артура?
Рудак не успел ответить. Нам навстречу шел, слегка пошатываясь, командир шестого отряда Захаров.
Мы пробыли в шестом отряде недолго, и уходил я оттуда с тяжелым чувством. Захаров был явно под хмельком, и ни о каком деловом разговоре с ним не могло быть и речи. Многие партизаны слонялись без дела, кое-кто даже спал под сосной. Наш приход несколько расшевелил людей. Партизаны расспрашивали меня о Москве, о жизни на Большой земле, о положении на фронтах.
Судя по тому, с каким оживлением они разговаривали с нами, чувствовалось, что они истосковались по живому делу и царившее в отряде спокойствие не удовлетворяло их.
— Да, слабовата дисциплинка в отряде Захарова, — сказал Рудак, угадывая мои мысли. — Ведь вот кадровый офицер, хороший артиллерист, а людей воспитывать не умеет.
— А по-моему, он и сам-то собой руководить не умеет. Откуда он?
— Из окруженцев.
— Хорошо проверен?
— К винишку слаб, а в остальном ничего плохого за ним не замечалось.
— Ничего плохого! А что он пьянствует и людей распустил, это, по-твоему, как?
— За это мы его не раз на командирских совещаниях пропесочивали. Все клянется, что исправится. И действительно, после таких встрясок он некоторое время ведет себя хорошо, а потом, глядишь, опять сорвется.
— Зря вы нянчитесь с ним.
— Я, признаться, и сам к нему особых симпатий не питаю, — признался Рудак, — но сомневаться в том, что он наш человек, нет никаких оснований. Снимать же его с должности только за то, что он кое-когда выпивает, штаб не решается.
— А ты не допускаешь мысли, что он вражеский агент?
— Полностью отвергать такую возможность я, конечно, не могу. Однако есть некоторые серьезные данные, говорящие в пользу Захарова.
— Какие?
— А вот дослушайте мой рассказ о борисовчанах, тогда для вас станет все ясно.
Рудак легко пробежал по встретившейся нам на пути небольшой кладке, подождал, пока и я перейду ее, и начал свой рассказ.
— Помните, в записках Николая встречается фамилия Вербицкой?
— Это той, что приютила дочь расстрелянной гестаповцами Шершневой?
— Вот, вот, той самой. Вербицкая вначале была нашей связной, потом бежала из города и стала у нас старшей поварихой штабной кухни. В феврале этого года появился у нас еще один повар, и вот как он к нам попал.