— Мои поздравления, брат Турман! — Граф отсалютовал ему бокалом. — Ваши находки — наша общая радость.
— Только радость, брат мой, но ни гроша денег. Стал собирать по подписке! Изъездил пол-империи, разослал ворох телеграмм, собрал тридцать с небольшим тысяч. Взамен обязался славить в отчёте тех, кто раскошелился.
— Десять — всё, что могу выделить. Поймите, у меня школа, её надо кормить, обеспечивать… И пять от себя лично. Славить меня не надо.
— Бертон, за ваше здоровье! Вы спасаете науку…
— О, только не надо преувеличивать моих заслуг.
— …ещё я жду свидания с подземными девицами. Буквально жажду. Два-три дня бесед меня вполне устроят. Тем более сейчас вакация, ваши ученики в разгоне, а те, кто остался в Гестеле, валяют дурака и назначают друг дружке свидания.
— Ошибаетесь, они соблюдают приличия.
— А чем вы сами занимались… лет в шестнадцать?
— Был кадетом Пажеского корпуса.
— …бегали в самоволку — лакать сидр, кататься на каруселях и подмигивать девчонкам.
— Иногда, — улыбнулся Бертон. — Кавалер, давайте прогуляемся? Хочу показать вам новую лабораторию… и одну диковину.
Три недели каникул пропали без толку.
А может, наоборот, как раз прошли с большой пользой.
Почти все из пансиона, у кого были семьи, разъехались на два месяца. В Гестеле остались сироты… и те, кого домой не тянуло.
Например, старшие ребята и девчонки, которым нравилось быть вместе. Хотя порядки на вакации строгие, возможностей встречаться стало больше. Можно разбирать книги в библиотеке, подметать дорожки или помогать техникам на электростанции. Это карманные деньги. За участие в опытах во время каникул тоже платили — удобный повод отказаться от поездки домой. Мол, заработаю двадцать пять унций, часть отошлю родителям, они порадуются — и прибыток, и лишнего рта нет.
Уютный, зелёный Гестель с его аллеями, прудами и садами куда лучше шумного города с тесными улицами.
Лара твёрдо решила: «В Гаген не поеду! Не надо мне плюшек, тут булочки хорошие». Так и написала бате с мамой: «Предложили место помощницы профессора, платят полтину в день».
Какому профессору и как помогать, она умолчала. Хватит с них. Пусть ходят с письмом по соседям и хвалятся: «Вот, наша-то Лари учёная стала. У господина профессора колбы мыть будет и пинцеты подавать, когда лягушек режут».
В ответ — благословения и наставления: «Ларинка, доченька, будь прилежной, старайся. Ты из хорошей семьи, не урони себя». Заодно мама Рута выложила приходские новости: «Дочь нотариуса в актрисы сбежала, в театрах выступает. Раньше-то в церковном хоре пела, была честная девица, а теперь с большими господами водится. Даже имя своё от стыда позабыла, на афишах пишется Джани Трисильян. Мать её плачет, на отце лица нет, так изгоревался. Никогда, доченька, не верь заезжим проходимцам, не позволяй склонить себя на грех».