Жуков рискнул. Он слышал, что лесные пожары гасят взрывами. Но он, естественно, не знал, какой силы должны быть взрывы. Он просто подумал, что пять одновременно взорвавшихся противотанковых гранат — это мощь. Пять последовательных взрывов должны обеспечить личному составу штаба выход в зону, свободную от огня.
Он опасался, что люди могут задохнуться, и приказал надеть противогазы. Это было совсем рискованно, потому что резина нагревается очень быстро. И опасность ожогов на лице была велика. Но вместе с тем это грозило, несомненно, меньшей бедой, чем если бы потерявшие сознание люди остались умирать в горящем лесу.
Трещали ветки, ухали взрывы, земля и камни поднимались в воздух. Пламя было впереди, позади, справа, слева. Между тем взрывная волна делала свое дело. И огонь, морщась и как бы удивляясь, расступался перед отрядом. Он не был готов к такой смелости и напору. Он пятился, точно побитая собака.
Черный и большой майор Журавлев бежал впереди отряда. И синее небо, пробиваясь сквозь сети дыма, маяком светило ему. Он ориентировался бог знает по каким приметам, но четко, безошибочно, будто всю свою жизнь готовился к этому броску. И люди следовали за ним. Без паники, без суматохи. Потому что верили в него. Очень…
Выйдя к подножию горы, которое еще дышало жаром, но не было той гудящей, палящей, смертельной опасностью, какая бушевала на вершине, Журавлев, по совету адмирала, развернул отряд вдоль ручья.
Они ударили по левому флангу немцев.
Минуту спустя открыли огонь и подразделения первого батальона. Фашистская рота оказалась в ловушке, которую еще час назад сама подготовила штабу Журавлева. У немцев была только одна дорога — в огонь.
Когда солнце выглянуло между горами, бой уже не гремел.
Фашистской роты больше не существовало…
Жуков озабоченно спросил:
— Как же я теперь разыщу свою машину?
— Сейчас выясним по рации.
— Добре, сынок… Где бы мне умыться? Я, наверное, такой же черный, как и ты.
— Боюсь, что чернее, Гавриил Васильевич, обмундирование на вас все же темное.
Жуков улыбнулся. И зубы его казались нестерпимо белыми, как пронизанный солнцем первый выпавший снег.
— Давненько не бросал противотанковых гранат. Думал, что уже не придется.
— Война… — ответил Журавлев.
— Потому людям своим категорически накажи всегда иметь при себе оружие.
Журавлев вспомнил про Иноземцева: «Ну я ему!..» — и ответил:
— Слушаюсь!
7
Дождь бил о железо, которое нешироким карнизом тянулось над окном, и темнота льнула к стеклам, целым, с аккуратно наклеенными марлевыми полосками. Постукивание дождевых капель не отличалось обычной монотонностью, а было каким-то неритмичным, нервным и даже злобным.