— Да? — Эссен удивленно поднял бровь. — Может, вы поясните мне свою мысль?
— Я шел за флагманским кораблем, и не имел права разрывать линию, — на сей раз, Стюарт говорил негромко, опасаясь за свои раны. — Я не имел права бросать товарищей, тем более что часть экипажа, включая и моих людей, не поддержала бы меня. Сам я намерен мстить за своих людей, которых эти желтые макаки недавно перерезали. И, наконец, мы были обязаны прикрыть "Херсон".
— Вы говорите, как мужчина, — Эссен задумчиво кивнул. — Впрочем, я вас трусом никогда не считал. Вот только делать вы обязаны были совсем другое. У вас радиостанции на кораблях установлены для чего? Еще до начала боя вы должны были скоординировать действия драг с другом и со мной. А видя, что японский крейсер отходит, и опасности для "Херсона" больше нет, вы должны были преследовать японцев, держась от них на безопасной дистанции и предоставив решение вопроса орудиям "Рюрика". Молчите, я сам знаю, что это не принесет славы, но зато и ненужных потерь удалось бы избежать. А сейчас что? Два вспомогательных крейсера из четырех небоеспособны. И продолжать поход в нынешнем составе нет смысла, поскольку в первый же шторм ваш "Морской конь" отправится на дно, да и "Енисей" тоже далеко не уйдет. И что прикажете делать? Наворотили дел, сопляки!
Ответом ему было гробовое молчание. А что говорить? Как всегда, кто-то заваривает кашу, а кому-то предстоит ее расхлебывать. Эссен, чувствуя, что ложкой придется орудовать ему, лишь вздохнул:
— Значит, так. Лейтенант Полищук. Швартуйте "Енисей" к борту "Рюрика", будем догружаться углем. Потом догружаете "Херсон" и вместе с капитаном Стюартом возвращаетесь на базу — в нынешнем состоянии вашим кораблям в море делать нечего. Займитесь ремонтом и постарайтесь хоть немного привести их в порядок. Можете использовать оставшиеся пушки из наших трофеев. Лейтенант Иванов. Сдадите корабль помощнику, перейдете на борт "Рюрика". Вашей храбрости мы найдем лучшее применение, чем раз за разом бездумно рисковать всеми нашими запасами. Вопросы есть? Вопросов нет, все свободны.
Офицеры выходили из адмиральского салона молча, словно оплеванные. Лейтенант Иванов шел с прямой спиной, будто великомученик, ловя на себе сочувственные взгляды остальных. Когда дверь закрылась, Бахирев, присутствовавший при разносе, обернулся к Эссену:
— Николай Оттович, ты палку-то не перегнул? Мальчишки, конечно, но жалко их…
— А меня кто пожалеет? — сварливо поинтересовался адмирал. — Да, из этих троих двое мальчишки, а третий, считай, вольнонаемный и человек гражданский. Но где лучших-то взять? Вот и вожусь, с кем приходится. И если человек непригоден для своего места, я его снимаю, пока он не угробил корабль.