В наступающих сумерках адмирал все же смог рассмотреть, как похожие на гигантских водомерок шлюпки с десантом отошли от борта "Херсона" и, мерно взмахивая мокрыми веслами, двинулись к берегу. До батарей здесь было еще далеко, поэтому казакам предстояла небольшая прогулка. Ничего, разомнутся. Зато почти наверняка с берега их никто не заметил, а стало быть, и гадостных сюрпризов вроде замаскированного в кустах пулемета можно было не опасаться. С тылу же японские батареи вряд ли охраняются хоть сколько-то серьезно. Они, как-никак, ждут угрозы только с моря, соответственно и внимание направлено, в первую очередь, на него. Издержки островной психологии — за спиной только свои. Хотя и моря они не слишком-то опасаются. Во всяком случае, рыбаки на промысел выходят безбоязненно. Уже вечером "Рюрик" обнаружил, догнал и раздавил корпусом японскую шхуну — не хотелось стрелять, поднимая шум. Конечно, то, что она не вернулась, могла насторожить японцев, но отпускать — значило полностью нарушить секретность, остроглазые рыбаки наверняка смогли определить и назначение корабля, и его национальную принадлежность.
Где-то там, далеко в стороне, так же высаживали десант "Енисей" и "Морской конь", которого в силу не имеющего национальной принадлежности названия не стали даже переименовывать, только переписали имя русскими буквами. Батареи разнесены далеко, расположены по разным берегам бухты — вот и пойдет десант с двух сторон, так удобнее. А вообще, ночь только начинается, и скоро господ японцев ждет неприятный сюрприз.
Эссен устало потер виски. Последние дни его все же очень вымотали, и он многое сейчас бы отдал за возможность нормально поспать. Да и нервничал адмирал изрядно. Возможно, сказывался возраст, а может быть, давил груз ответственности. Эссен не был трусом, во время осады Порт Артура он командовал вначале легким крейсером, на котором почти каждую ночь выходил в бой с миноносцами противника, а затем броненосцем. Командовал храбро, талантливо, но… Но с тех пор прошло восемь лет, а главное, сейчас Николай Оттович отвечал не только за свой корабль, но и за всю будущее государства и народа, а эта тяжесть пригнет к земле, или, как вариант, к палубе крейсера кого угодно. Однако ход был сделан, теперь им оставалось только ждать.
Казаки вернулись под утро, усталые, но довольные. Вечно хмурый урядник (его Эссен запомнил еще во время последнего военного совета), с застарелым шрамом во всю щеку, поднялся на мостик и небрежно, по-казачьи, козырнув, доложил, что все, приказ выполнен. Бахирев, как раз присоединившийся к адмиралу, окинул его внимательным взглядом, усмехнулся: