Выросшая в обители скорби, Оникс философски относилась к смерти. Смерть всего лишь часть жизни, неизбежность, с которой легче смириться и принять. Смерть не пугала ее.
Но вот такая? Умереть вот так, ни за что, просто от того, что зашла не в то время ни в ту дверь? Ведь он даже убил девчонку не магией, а ножом, чтобы было нагляднее…
Впрочем, разве ее судьба, судьба самой Оникс, сильно отличается от судьбы рыжеволосой прислужницы? Оникс тоже обречена, и вся ее вина лишь в том, что на ее спине цветет лори.
Где-то в глубине ее нутра начиналась истерика, которую она пыталась подавить, не выпустить, сдержать.
— Оникс, тихо, — нежно прошептал он, — прости, но мне пришлось так поступить, прости… Прости меня… Ты должна слушаться меня.
И непонятно было, за что он просит прощение. За какой из своих грехов? За насилие над Оникс? За убийство прислужницы? За что? И понимал ли вообще аид, что означает слово «прости»? Его «прости» значило «запомни и больше не зли меня».
Он снова целовал ее губы, снова ласкал, на этот раз так трепетно, так чувственно, что девушке казалось, что она сходит с ума от непонимания, как этот монстр может быть таким нежным? Она смотрела в потолок, пока его пальцы и язык порхали над ней, прикасались, находили самые чувствительные места ее тела. Оникс не откликалась, внутри нее, словно разлилась стужа. Она лишь позволяла ему делать то, что он хочет.
Лавьер остановился и внимательно посмотрел ей в глаза. Его тело было напряжено, он был возбужден, но остановился.
— Ты не готова, Оникс. Я подожду, — хрипло сказал он, — теперь ты моя. И я… подожду.
Он улыбался, вдыхая запах лори.
Оникс закрыла глаза.
* * *
Оникс не знала, что сломало ее больше, насилие над ней или убийство девушки. Наверное, и то и другое. Ей казалось, что за один оборот луны она стала другой, словно из куколки вдруг вылупилась… бабочка? Нет… Не бабочка. Из кокона ее души выскользнула змея, страшная ядовитая змея, свернувшаяся внутри в ожидании, когда можно будет вонзить в тело аида смертоносное жало.
И до того момента, Оникс словно застыла, затаилась. Подавила внутри себя истерику. Молча позволила ему себя одевать и заплетать волосы. Аид забавлялся, расчесывая ее, перебирая белые пряди, наматывая их на свою ладонь. Благо, он больше не требовал, чтобы она что-то говорила или улыбалась.
— Пойдем, тебе надо поесть, — сказал он, заботливо накидывая на нее плащ.
Оникс поправила ткань капюшона, придержала рукой, чтобы не спадал, и послушно вышла вслед за Лавьером из комнаты. Не оглядываясь туда, где лежал труп прислужницы.