Пуф-пуф! — пыхтели паровые омнибусы, на которые уже грузили багаж пассажиров расторопные носильщики.
Сбитые с толку, с растерянными лицами, путешественники бежали за своими комиссионерами к экипажам. Только одна группа стояла вне этой суеты. Она-то и привлекла внимания Силли. Группу эту составляли один джентльмен и две дамы. По худощавой физиономии и слегка насмешливому взгляду, по закрученным кверху усам и по общему выражению какой-то доверчивости и откровенности в молодом джентльмене можно было узнать француза. Его спутницы были не менее изящны. В одной, тоненькой блондинке, с прекрасным цветом лица, можно было узнать англичанку, другая, очень смуглая брюнетка, с большими темными глазами, легкой грацией своих движений напоминала газель.
Со спокойной улыбкой джентльмен отвел руки носильщиков от чемодана, который он держал в руках, не торопясь, выбрал глазами двух сильных парней и дотронулся до них тросточкой.
— «Сентенниал-Парк-Отель», — сказал он.
— Омнибус набит битком, джентльмен.
— Не страшно, пойдем пешком! У нас три чемодана, мы путешествуем для удовольствия и покупаем в дороге все, что нужно.
Комиссионеры с видимым почтением схватили чемоданы.
В Австралии, где люди ездят только по делам, человек, путешествующий для своего удовольствия, пользуется особым уважением. Тот, кто путешествует не ради добывания денег, должен иметь их много. А в Австралии, как и повсюду, капитал внушает почтение. Носильщики пошли вдоль набережной.
— Пойдем, Оретт! Пойдем, Лотия! — молодой человек пригласил своих дам.
— Я готова, мой милый Арман, — отвечала молодая англичанка.
— А вы, Лотия?
— И я также, господин Лаваред, — отвечала вторая спутница.
Силли не пропустил ни одного слова из этого разговора. На его лице проступило удивление, смешанное с нежностью.
— Лотия! Оретт! Лаваред! — пробормотал мальчуган.
Он, быстро протянув руку, схватил маленький саквояж, который держала в руках Лотия, и промолвил плачевным тоном нищего:
— Силли понесет ваш сак, мисс… Всего два пенса!
— Кто это? — спросил Лаваред.
— Это маленький простачок Силли, — сказал, обернувшись, один из носильщиков. — Вы сделаете благодеяние, сударь, дав ему заработать на кусок хлеба.
— В таком случае, возьми саквояж, малыш, и иди за нами.
Силли важно, поклонился и пошел за путешественниками, которые разговаривали, не обращая ни на кого внимания.
— Итак, господин Лаваред, — с беспокойства спросила Лотия, — вы думаете, нам посчастливится в Сиднее?
— Уверен.
— Вы надеетесь, что мы найдем…
— Кузена Робера? Да, без сомнения! Подумайте, Лотия, — прибавил он, заметив жест сомнения своей спутницы, — ведь мы уже взяли след беглеца. В тот день, когда он оставил нас, я вспомнил, что я — парижский журналист. Правда, женитьба на Оретт заставила меня немного забыть об этом, но обстоятельства изменились, и я опять вспомнил свои репортерские подвиги. Уверяю вас, что мы найдем нашего несчастного друга!