— Но ведь вы англичанин, — проговорил он наконец. — Как вы просите за того, кто, если поверить вам, будет вести войну с вашими же соотечественниками?
По лицу корсара промелькнула тень.
— Зачем ты мне напомнил это? — проговорил он. — Я забыл все кроме права и справедливости. Но все равно, я не перестану просить тебя. Отдельные лица общества должны забыть свои интересы, когда дело идет о справедливости. Честь прежде всего.
— Хорошо, — сказал Ниари. — Я вам верю. Пусть Робер Лаваред примет на себя обязанность вести за собой нашу молодежь, и тогда я помогу ему избавиться от имени Таниса.
Притчелл хотел ответить, но в это время послышался тихий, как дуновение ветра, голос:
— Соглашайтесь, Робер! Помогите мне выполнить великий завет моих предков.
Лотия очнулась от обморока. Она услышала последние слова Ниари и теперь, забыв, что то, о чем она просит, разлучает ее с женихом, она снова обратилась к нему с прежней просьбой. Робер побелел как полотно.
— Ведь дело идет о ее жизни, — прошептал Джоэ.
— Подумай, — проговорил Арман, — ты возвратишь имя отца и отомстишь тем, кто помимо твоей воли впутал тебя в египетское восстание.
Робер повернулся к Ниари:
— Мы возвращаемся во Францию, — сказал он. — Готов ли ты подтвердить, что я — не Танис, и помочь мне стать самим собой?
— Да.
— А я даю тебе слово сделать все, что ты хочешь, для независимости Египта.
— Правда?
— Я сказал.
— Ты будешь вождем восстания?
— Да.
— Ты отдашь жизнь за свободу Египта?
— Да.
— И, победив, ты женишься на дочери Хадоров, по обычаям нашей страны?
— Да, — отвечал Робер. — Но какая судьба, — прибавил он, обращаясь ко всем вообще. — Я хотел тихой мирной жизни, а вместо этого готовлюсь предать мечу и огню целую страну, чтобы повести к алтарю девушку!
— Если ты раскаиваешься, то еще не поздно расстаться с ней, — проворчал Ниари.
— Я поклялся. Я иду в Египет, опустошу все на своем пути, залью кровью Нил, если ты хочешь, но Лотия останется жить.
Больная улыбнулась, протянула Роберу исхудавшую руку и тихо уснула.
Глава 13. Весь Сидней наконец узрел «глаза корсара»
В Сиднее царило необыкновенное оживление, на всех улицах толпился народ, шумно и возбужденно толкуя о чем-то. Среди толпы иногда показывались репортеры. «Инстантейниос» и «Нью-Сидней Ревю», те самые, которых когда-то Арман Лаваред встретил у виселицы, где был подвешен Тоби Оллсмайн.
Репортеры сияли. Французский журналист, чтобы загладить перед ними свою выходку, когда он, если помнит читатель, безжалостно уничтожил фотографические клише, приготовил для репортеров за время переезда с Золотого острова подробный отчет о приключениях корсара Триплекса.