— Слышь, Святой! Здесь — наша территория, и не твоим тут банковать. Так и передай. Баклана оставь — он со мной будет. Еще дешевые предъявы пойдут — придется ответить. Уловил?
Белый молча лежал на спине, закрыв глаза.
И тут Рудаков, до сих пор с интересом наблюдавший за происходящим, огляделся по сторонам и громко сказал:
— Ну, ладно, вы как хотите, а я пошел спать.
Развернулся, в полной тишине проследовал к своей койке, повалился на нее и моментально заснул.
* * *
Как ни странно, вечернее происшествие привело к тому, что отношение сокамерников к Рудакову стало благожелательным. Исключение, что неудивительно, составили Святой и Круглый, но и они ограничились демонстративным игнорированием.
Рудаков не привык к режиму дня вообще, а тем более к раннему подъему, поэтому пробуждение в шесть утра далось ему непросто. Умыться, как следует, не получилось — из краника текла тоненькая струйка воняющей хлоркой воды, и вдобавок куда-то запропастилась зубная щетка.
Пережитый стресс и предельное напряжение душевных сил привели к самым неожиданным результатам: самочувствие оказалось если не превосходным, то вполне удовлетворительным. Исчезли тяжесть в голове и нестерпимая боль в затылке, к тому же появился зверский аппетит, что, в общем-то, неудивительно — за весь вчерашний день во рту не было и маковой росинки.
Завтрак, однако же, разочаровал, хотя чего еще можно было ожидать от тюремной еды? Ячневая каша, заправленная маслом с резким химическим запахом, кусок мокрого серого хлеба и — не лучший выбор для гурмана, но, как говорят, голод — не тетка. Арестант по прозвищу Кипа, тот самый, которого Рудаков принял за карманника — и, между прочим, не ошибся — дружески толкнул в бок:
— Что, Рудя, по кайфу хозяйский хавчик?
Рудаков неопределенно пожал плечами, показывая, что все нормально.
— Да… — Кипа ковырнул ложкой в тарелке. — кашка какая-то…
— С вазелинчиком, — ехидно вставил его сосед — квартирный вор.
— Привыкай, Рудя, — наставительно сказал Кипа, — это не воля. Ежели грева не будет — дело плохо. Куришь?
— Нет.
— Ничего, закуришь. Ладно. Слушая, Ночь, может подогреть парнишку?
Сидевший напротив Ночь ответил неожиданно резко:
— Нет. Пусть сам живет, тут подарков не будет.
— Вот так, Рудя, — сказал Кипа, — живи, значит, как можешь. Трогать тебя за места разные никто не будет, а вот…
— Базаришь много, — коротко бросил Ночь, и Кипа умолк.
Звякнул засов, заскрипели петли, открылась дверь, и на входе появился откормленный надзиратель с багровым лицом и светлыми водянистыми глазами навыкате, делавшими его похожими на большую рыбу. Увидев Рудакова, спокойно сидящего за столом в окружении уголовников, он явно удивился.