— Интересно… а как же тогда определять достойных?
— Точно не выборами. Я уже показал, что это невозможно. Хотите еще парадокс?
— Конечно.
— Как вы думаете, кому легче прийти во власть — порядочному человеку, или беспринципному мерзавцу?
— Конечно, мерзавцу.
— Правильно! — воскликнул Загорский. — Он может использовать приемы, недоступные для порядочного человека. Значит, на вершине власти находятся законченные негодяи. Причем это правило справедливо для любой страны и любого времени, за исключением, впрочем, эпохи монархий. Тогда случалось, что власть по праву рождения получали вполне порядочные люди. А сейчас… увы.
Наташа улыбнулась и сказала немного кокетливо:
— А как же вы?
— Я? Я, Наташенька, — счастливое исключение, подтверждающее общее правило.
Наташа доверительно наклонилась и тихо попросила:
— Вы же поможете нам?
— Конечно, это мой долг.
Наташа посмотрела Загорскому в глаза и сказала уже серьезно:
— Спасибо.
Она поднялась с кресла так быстро, что Виктор Сергеевич от неожиданности едва не расплескал вино.
— Мне пора.
— Я вас подвезу, — Загорский также встал и подошел к ней.
— Не стоит. Спасибо вам за все. Правда, спасибо.
— Ну, тогда, прошу вас… непременно звоните.
Загорский протянул Наташе визитную карточку. Она секунду колебалась, но карточку взяла и положила в сумку.
Прощаясь, Виктор Сергеевич поцеловал ручку так легко и непринужденно, что это архаичное действие показалось естественным. Наташа поняла, что снова краснеет, убрала руку, повернулась и пошла к выходу.
Она чувствовала взгляд сильного мужчины, поэтому старалась держать спину прямо и идти как можно грациознее. Надо сказать, это было приятно.
Иван Степанович Добрый-Пролёткин не любил темноты. Возможно, это связано с особенностями зрения или с засевшими в подкорке детскими страхами. Следствием такой особенности организма уважаемого советника стало отсутствие занавесок на окнах кабинета и страсть к коллекционированию разнообразных светильников. Все полки были заставлены удивительными приспособлениями, пришедшими из Бог знает каких времен. Светодиодные панели соседствовали с обыкновенными электрическими лампами накаливания, а керосиновые фонари времен первой мировой войны с непонятными механическими устройствами, в которых время от времени что-то щелкало и скрипело. Особой любовью пользовались старые добрые свечи, правда только восковые, а никак не парафиновые или стеариновые.
Во всем прочем кабинет не отличался от таких же рабочих помещений других сотрудников администрации: казенного вида мебель, невзрачные обои на стенах, старенький компьютер с гудящим ламповым монитором и портрет улыбающегося президента на стене.