Чтение прерывалось и тогда, когда на книгу заползал какой-нибудь вскарабкавшийся по брюкам жучок.
Птица влетала в гущу цветущих ветвей, пронзая их с размаха, будто игла. Казалось, ветки разошлись, пропуская ее, и снова сомкнулись.
Пьетро перестал ходить в церковь, еще когда была жива Анна, и почти никогда не удавалось ей заставить его молиться. Теперь он считал себя атеистом. И грязно ругался — как человек, чуждый поповских предрассудков. А Доменико винил во всем проклятые школьные учебники.
Всю скотину в Поджо-а-Мели Доменико кастрировал. Батраки встречали это смешками, которые Джакко и Маза относили на счет своей внучки:
— Так-то лучше: никуда из дому не уйдут. Да жирнее будут.
Иногда сразу десять-двенадцать холощеных петушков с окровавленными перьями бродили, как пришибленные, вяло поклевывая, а в хлеву понуро стояли отупевшие от кастрации бычки, и глаза у них были еще темней и печальней.
Лежал на гумне, вытянувшись; притихшие обозленные коты забивались под повозку или за поленицу и таращили оттуда глаза.
На этот раз дали кошке выбрать одного самца — чтобы был при трактире. Коновал схватил его, сунул вниз головой в мешок и, зажав между колен, отхватил хозяйство одним взмахом ножа. Кот поначалу притих от боли, но потом с воплем выскочил из мешка и рванул, куда глаза глядят.
— Ну, все. Поздно теперь мяукать!
— Раз и готово!
И зрители восхищенно засмеялись.
Доменико, державшийся с демонстративным отвращением в стороне, спросил коновала:
— Сколько с меня?
— Одна лира. Много?
— Одна лира?
— Сколько дадите, столько и ладно. Все равно выйдет по-вашему.
Рот у коновала с тех пор, как его хватил удар, так и остался перекошен, а гноящиеся глаза постоянно слезились.
— Дам тебе поллиры и пойдешь в трактир — съешь тарелку спагетти.
И отсчитал деньги.
Тот подержал их на ладони, чуть не взвешивая — потом, недовольно и ехидно поморщившись, ссыпал в карман, убедившись перед тем, что в нем нет дырки.
— Пусть хоть спагетти положат побольше!
Обвел глазами собравшихся на завтрак батраков и похлопал Доменико по животу:
— Вот с чего богачи-то жиреют!
Но батраки сделали вид, что ничего не слышали, а Карло прикрыл рот рукой. Пьетро спросил:
— Куда же кот убежал? Может пойти поискать?
— Оставь его, есть захочет — вернется.
— А он не помрет? — спросил Пьетро коновала.
— Ни в коем случае. Будет зализывать рану, пока не заживет. Они так лечатся — нам и не снилось.
Разговор перешел на прочую холощеную скотину — в частности, пса Топпу, который теперь, стоило другим собакам приблизиться, поджимал хвост и рычал. Все обернулись к нему и он, словно понимая о чем речь, отошел подальше. Но тут же вернулся, потому что батраки обедали, перекрикиваясь через распахнутые двери, выходившие на двор друг напротив друга. Женщины тем временем хлопотали по хозяйству.