— Здесь одни женщины.
Он вдруг утратил к ней доверие и ответил:
— Но я так не хочу. Оденься. Откуда у тебя синяк на руке?
Она боялась запутаться в отговорках, но все же сказала:
— Я сама себя укусила.
Он подумал, что, возможно, так и было. Потом помолчал, будто в надежде, что все происходящее вдруг растворится само собой, и, наконец, сказал:
— Пойдем отсюда, нам надо поговорить.
— Побудем здесь. Я никуда сегодня не пойду.
Опять повисло молчание, и он подумал: «Почему я не спросил, в чем состоит ее предательство? Так я никогда ничего не выясню. Что мне ей сказать?»
— Этот дом мне не нравится. Что это?
— Я расскажу, тут нет ничего дурного.
Она не раз уже собиралась признаться ему, что беременна — по теперь оказалось, что это выше ее сил. И как раз потому, что ее застали врасплох, ей хотелось все скрыть. Пьетро решил ускорить разговор:
— Встань.
Вошла хозяйка квартиры: крепкая, коренастая женщина с белым кожаным поясом на талии — повивальная бабка, державшая пансион для рожениц.
Пьетро обернулся к ней, оробев от мысли, как она истолкует его присутствие. Он попытался что-то ей объяснить. Женщина, обо всем осведомленная, поняла, что Гизола пропала, и испугалась, что он ее убьет.
Гизола смотрела на окно: не броситься ли вниз — истерический порыв, усиленный беременностью.
Женщина медлила и не уходила: поправила рукомойник, сложила полотенце, поглядывая краем глаза на Пьетро и пытаясь добиться от Гизолы каких-то знаков.
Пьетро ждал, когда она уйдет — каждое ее движение его раздражало. Наконец он произнес через силу:
— Я хочу остаться с Гизолой один на один.
Гизола, которая тем временем надела новую кофточку, не вставая с канапе и не дав ему ничего увидеть, откликнулась:
— Ступайте… Я с ним поговорю.
Но паника ее не отпускала — похоже, ей оставалось лишь упасть на колени.
Женщина осторожно вышла, но оставила дверь открытой и приготовилась подслушивать. Пьетро это заметил и, прежде чем потребовать объяснений, решил ее закрыть — но не смог снять со стопора. Не желая обижать Гизолу своими вопросами, он предпочитал потянуть еще время.
Она привстала:
— Не закрывай. Никто нас не услышит.
Тогда он обернулся к ней со взглядом, полным любви и сострадания, и увидел ее круглый живот.
В голове у него помутилось, и он упал к ногам Гизолы — когда он очнулся, его любовь прошла.
1913
О РОМАНЕ «ЗАКРЫВ ГЛАЗА»[1]
Федериго Тоцци родился в 1883 году, умер в 1920, когда ему исполнилось всего лишь тридцать семь лет. Он — восьмой сын Федериго Тоцци, прозванного Гиго, крестьянина, затем горожанина, жителя Сиены, держащего трактир и владеющего двумя усадьбами, и Аннунцианы Антоми, подкидыша, дочери неизвестных родителей, выросшей в больничном приюте. Шестеро его старших братьев едва прожили несколько недель, а седьмая — девочка — прожила на месяц больше. Эти данные о рождении заслуживают внимания: отец дал сыну своё имя, «чтобы он походил на него и чтобы его сберечь», как написано в романе «Закрыв глаза». Родители, предположительно необразованные, потеряв семерых предыдущих детей, уже почти не верили в благополучный исход, чтобы все силы души отдать восьмому. Федериго неожиданно оказался живучим, но не мог не чувствовать хрупкости собственного существования и сложности чувств родителей. Мать, незаконнорожденная бесприданница, полностью зависела от мужа, который дал ей семью и положение в обществе. «Покорная и фанатично ему преданная», как мы читаем об этом в романе «Закрыв глаза», она была неспособна противостоять давлению супруга. Кроме того, она, слабая и болезненная, сама нуждалась в постоянной заботе, которой щедро окружала сына.