— Ну и как?
— Бегать смог. Но как бы было, если б в меня стреляли — кто знает?
— Виктор Андреевич, ходят слухи — вы уж простите за такой источник — что вы сватались к Алле Дмитриевне. Это так?
— Так.
— Она вам отказала?
— Можно считать так.
— А можно и по-другому?
Никитин усмехнулся:
— Нет, давайте не будем считать по-другому. Она мне отказала.
— А почему?
— Господи, да мы же все в прошлый раз выяснили: она любит Гурьева.
— Но ведь с Гурьевым не получилось ничего. А семьей все-таки обзаводиться надо.
— У Аллы Дмитриевны принцип: «Dum spiro — spero». Это по-латыни: «Пока дышу — надеюсь».
— Красивый принцип, — отметил Герасим. К сожалению, в него внесли коррективы. Надежды иссякли, когда перестал дышать Константин Гурьев.
* * *
КАРАБАНОВ Роберт Иванович, актер драматического театра, 32 года, женат, дочери два года.
Герасим прикрыл за собой дверь. Словно комок липкой грязи, попавшей в лицо, ослепила его темнота. Темнота городского вечера растрепана, растаскана на лоскуты уличными фонарями, рекламами, горящими окнами, фарами автомобилей. И потому она неуловима, поймать, ощутить вечернюю темноту — не мрак пустырей и заросших кустарником дворов, а ту темноту, в которую, постепенно концентрируясь, переходят сумерки — практически невозможно. Горожанин и не помнит уже, что бывает такая темнота. Глаза пообвыкли, и Герасим пошел тропкой вдоль села. Он решил, что все же имеет право на небольшую прогулку. Но дело не отпускало его. Он не мог забыть, что прошло уже три дня следствия, а у него нет еще даже относительно приличной версии. Два дня ушли на разговоры. Их ведь и допросами назвать нельзя — допрашиваемые ухитрялись свернуть с намеченной следователем темы, улизнуть от ответа на самые важные вопросы или, наоборот, извергнуть на Герасима поток совершенно неинтересных подробностей. Прямо совестно начинать протокол стандартной фразой: «По существу заданных вопросов гражданин имярек сообщил…» И вот теперь — тупик. Самое печальное — неизвестно, что же делать дальше. Продолжать допросы — кого? Искать — что?
«Похоже, — думал Герасим, — в городе кое-кто еще не потерял надежду, что это несчастный случай. Поэтому и киногруппа вещи не пакует, и меня не слишком дергают». Но он прекрасно понимал, что еще день-два, и ему на подмогу, а практически — на смену пришлют опытных товарищей. Снимут с другого дела, а сюда пришлют. «А может, я просто бездарь? И нечего мне делать в прокуратуре?» — как Герасим ни защищался, эта мысль все же заползла в голову. Но он справился с ней. Довольно рефлексировать, решил он. Есть дело, и независимо от того, бездарь я или мистер Холмс, я обязан довести его до конца. И чтобы окончательно взять себя в руки, он перелистал в памяти те дела, в раскрытии которых ему пришлось участвовать. И подумал, что раз тогда он справлялся с ними неплохо, то должен найти выход и сейчас. Тут он в очередной раз споткнулся, посчитав тень от булыжника колдобиной. Или размышлять, или гулять, решил Герасим, но уходить с улицы, от звезд размером с пятак, от размеренных песен кузнечиков не хотелось. И следователь сел на скамеечку у ближайшего дома.