— Эхе, — сказал старик — хозяин дома, явно пытаясь завести разговор, — эхе-хе.
— Точно, — поддержал Герасим. Он понял, что уже не придумает сегодня ничего конструктивного.
— Странный ты какой-то. Следователь должен в земле копаться или с людьми разговаривать, или на мотоцикле за бандитами гнаться. А ты как сел, так два часа над бумагой и сидишь, будто писатель какой.
— А вы что, часто со следователями встречаетесь? — старик был симпатичный, с добрым круглым лицом, разговор с ним мог оказаться любопытным.
— Как считать? Ежели по этому ящику, — старик указал на телевизор под кружевной салфеткой, — так раза два в месяц, а ежели в жизни, так нет. Не часто. Один раз всего. Да и то — не наш следователь был.
— Как это — не наш?
— Не советский, значит. Белый. Мы с брательником есаула ихнего убили. Это еще в девятнадцатом было. Подкараулили у мостика с наганом, да и жахнули. Мне тогда шестнадцать было. А тут из-за поворота — целая сотня. А есаул-то до того поганый был… А брат прошмыгнул по кустам и утек.
— Дедушка, я прилягу, можно? — Герасима истрепал хлынувший на него поток лиц и фактов. Он не поддавался, все пытался вернуться к настроению действия, ему казалось, что надо только отдохнуть ноющей пояснице. Герасим лег на отведенную ему койку и досадливо сморщился: растянутые пружины не выдерживали его веса, тело согнуло почти под прямым углом.
«Так не отдохнешь. Наутро все будет болеть, будто по тебе кто маршировал», — мысли упорно сбегали на темы близкие и до конца ясные, и Герасим успокаивал себя тем, что это — временное. Он не хотел сдаваться, признать, что устал, не успев еще ничего сделать. Умение трудиться сутками напролет Герасим считал обязательным профессиональным качеством, и ему казалось, что завалиться спать сейчас — это признать себя непригодным к следовательской работе.
«Если бы надо было заниматься чем-то более видимым и более простым, чем размышления, я бы справился. А для анализа нужна светлая голова». Дед продолжал тихо говорить, но прислушиваться было еще труднее, чем размышлять. «Странный какой-то способ убийства. Ведь убийца сам включил себя в список подозреваемых. Ведь можно было Гурьева подкараулить где-нибудь в темном месте. Хотя нет. Оружие выдается только на съемки, а если убийца не заматерелый уркаган, то выстрелить ему, конечно, легче, чем ткнуть ножом или ударить дубиной по голове. И все-таки — слишком сложно. А с другой стороны — вот еще одно подтверждение, что убивал кто-то из актеров. Излишне извилистый путь — это бывает, когда преступление готовит человек, знающий лишь теорию вопроса, и то по книгам».