Дворянин сделал удивленное лицо.
- Как это - по полтине за куль пшеницы-то!
А тот его обрезонивает:
- Ну какая, - говорит, - это пшеница!
- Да уж об этом не будем спорить - такая она или сякая, однако ты за неё с кого-нибудь настоящие деньги слупишь.
- Это ещё как бог даст.
- Да уж тебе-то бог непременно даст. К вам, к купцам, я ведь и не знаю за что, - бог ужасно милостив. Даже, ей-богу, завидно.
- А ты не завидуй, - зависть грех.
- Нет, да зачем это все деньги должны к вам плыть? Вам с деньгами-то хорошо.
- Да, мы припадаем и молимся, - и ты молись: кто молится, тому бог даёт хорошо.
- Конечно, так, но вам тоже и есть чем - вы много жертвуете на храмы.
- И это.
- Ну, вот то-то и есть. А ты мне дай цену подороже, так тогда и я от себя пожертвую.
Купец рассмеялся.
- Ты, - говорит, - плут.
А тот отвечает:
- Да и ты тут.
- Нет, взаправду, вот что: так как я вижу, что ты знаешь писание и хочешь сам к вере придержаться, то я тебе дам по гривеннику на куль больше, чем располагал. Получай по шесть гривен, и о том, что мы сделали, никто знать не будет.
А барин отвечает:
- Хорошо, но ещё лучше ты мне дай по рублю за куль и потом, если хочешь, всем об этом рассказывай.
Купец посмотрел на него, и оба враз рассмеялись.
- Ну, - говорит купец, - скажу я тебе, барин, что плутее тебя даже в самом нижнем звании редко подыскать.
А тот, не смутясь, отвечает:
- Нельзя, братец, в нашем веке иначе: теперь у нас благородство есть, а нет крестьян, которые наше благородство оберегали, а во-вторых, нынче и мода такая, чтобы русской простонародности подражать.
Купец не стал больше торговаться.
- Нечего, видно, с тобою говорить - ты чищеный, - крестись перед образом и по рукам.
Барин согласен молиться, но только деньги вперед требует и местечко на столе ударяет, где их перед ним положить желательно.
Купец о то самое место деньги и выклал.
- Ладно, мол, вели, только скорее, чем попало новое кульё набивать, - я хочу, чтобы при мне вся погрузка была готова и караван отплыл.
Нагрузили барку кулями, в которых чёрт знает какой дряни набили под видом драгоценной пшеницы; застраховал всё это купец в самой дорогой цене, отслужили молебен с водосвятием, покормили православный народушко пирогами с лёгким и с сердцем и отправили судно в ход. Барки поплыли своим путем, а купец, время не тратя, с барином подвёл окончательные счёты по-божьему, взял бумаги и полетел своим путем в Питер и прямо на Аглицкую набережную к толстому англичанину, которому раньше запродажу совершил по тому дивному образцу, который на выставке был.