Перехлестье (Алексина) - страница 105

— Он не пускает рожающую, — коротко ответил он.

— То есть, как?! — не поняла Васька. — Почему?

И она принялась энергично проталкиваться через посетителей, сгрудившихся в дверях.

На порогах харчевни стояла полная молодая женщина, державшаяся за живот. Глаза у нее были мутными от накатившей боли, а пальцы руки, вцепившейся в перильца, побелели от напряжения. Спутник женщины выглядел взволнованным и растерянным. По всему было видно — он не знал, что делать и в данной ситуации оказался бессилен.

— Багой, ты что? — всплеснула руками Василиса. — Пусти их немедленно! Не на улице же ей от бремени разрешаться! Она ведь рожает уже!

— Вот именно! — рявкнул корчмарь и попытался отодвинуть стряпуху прочь. — А рожают всегда с повитухами.

— И что?

— А то. Пущу ее и, глазом моргнуть не успеешь, как на пороге появится повитуха!

— Дак, а в чем дело‑то? Это ж хорошо! Или ты сам ребенка принять хочешь?

— Два мага в одной харчевне! — взвыл корчмарь. — Да еще и ты! Вы меня со свету сживете!!! Мне и так кусок в горло от переживаний не лезет…

— То‑то, гляжу, отощал, — окидывая округлившегося трактирщика критическим взглядом, промолвила Лиска. — Измучился, бедный, от наплыва посетителей и тройной выручки… всю ночь, поди, деньги считаешь, совсем сон потерял, шатаешься, вон, от усталости.

— Васька! — в голосе Багоя послышался нешуточный гнев.

— Пусти их, ну что ты в самом деле? — быстро сменив тактику, ласково запела Василиса. — У тебя ж от одного Грехобора посетителей вдесятеро прибыло, а уж, когда о повитухе прознают… ты ведь единственный корчмарь во всем городе, кто не боится магов!

Хозяин «Кабаньего Пятака» нахмурился, женщина на крыльце глухо застонала, ее муж побледнел, Грехобор напрягся, а Багой, наконец, подергал себя за длинный ус и махнул рукой:

— Твоя правда! Ладно, заходите! Но за комнату платите вдвойне и, чтобы деньги — вперед!

Нет, он неисправим. Закатив глаза, стряпуха направилась было на кухню, но, вспомнив о выражении глаз жениха, решила не строить из себя капризную Изольду, ждущую серенад, и подошла первой:

— Ты обиделся?

— Что? — маг обернулся.

Похоже, он опешил от этого прямолинейного вопроса, а также от того обвинительного тона, каким он был задан.

— Я видела. Ты обижен. На что?

— Ни на что, — помолчав, ответил мужчина. — Маги не имеют права на обиду.

— Значит, ты неправильный маг. Потому что ты явно обижен. Чем? — кухарка не знала, почему ей так важно получить ответ, но отступать не собиралась. Важно и все.

— Василиса… — со вздохом покачал головой Грехобор.

— Я уже… давно Василиса! — она в последний момент решила‑таки с женским лукавством утаить свой возраст и продолжила: — Что ты со мной, как с маленькой? Либо на вопрос ответь, либо не строй из себя оскорбленного праведника!