Зария свирепо зашипела и с кошачьей яростью начала отбиваться. Бесполезно. Не родилась еще та баба, которая бы вырвалась из Багоевых лапищ. Хозяин таверны вжал в себя бьющуюся чернушку, неловко поглаживал ее широкой, словно лопата, ладонью по трясущимся узким плечам и приговаривал:
— Ну-ну-ну… покричи, покричи. Вот умница, вот молодец.
И девушка глухо выла, упираясь лбом в его выпирающую, словно бочонок, широкую грудь.
— Покричи, покричи… — повторял корчмарь, не выпуская несчастную и не давая ей трепыхаться слишком уж яростно. — Ну-ну-ну…
Васька выбежала во двор, сдернула с веревки сушившееся там вязаное одеяло — теплое, нагретое солнцем — и вернулась с ним обратно на кухню.
Когда ласковая шерсть спеленала бьющуюся кричащую девушку, та несколько успокоилась, хотя по лицу все еще ползли слезы и зубы стучали от запоздалого ужаса.
Багой мягко опустил Зарию на скамью, стоящую у стены и сказал:
— Хватит, все уж закончилось. Никто теперь не тронет…
— Не тронет?! — закричала Зария, срывая горло. — Да мало ли вас, кто насмеяться надо мной снова решит!!! Так же вот — на спор — уродину пощупать да девичества лишить. А ежели мужская стать воспротивится, так можно, как он, пестом попробовать! Что с уродом‑то якшаться. Ему и то внимание за радость! Давайте! Кто еще хочет меня «порадовать»?! — она кричала, захлебываясь в рыданиях, давясь словами, слезами, воздухом, а потом сжалась вся и заревела, как ребенок — безутешно, в голос.
— Сдурела? — удивился Багой. — Да я первым буду, кто хребет тому уроду переломит. А уж опосля и пест этот в самое нужное место ему засуну, чтобы осанка прямая была и походка приметная. А ты не блажи. Ишь, чего удумала.
Зария вскинулась, во все глаза глядя на рассерженного Багоя и, будто бы не веря собственным ушам.
— Чего глазами хлопаешь? Батька Багой девок своих в обиду не даст. Я, вон, замучился ухажёров от тебя гонять. Только на этой неделе четверо подходили — дозволения просили с тобой побеседовать. Отбиваться устал от окаянных. Всю душу вымотали!
Он продолжал еще что‑то говорить, а Зария тихо всхлипывала, боясь поверить в то, что впервые ее не обманывают, не насмехаются, не хотят поиздеваться.
— …по миру меня пустите, девки сумасшедшие. Одна с магом спелась, за другой мужики хвостом ходят… А ведь какая девка была — шмыгает, как мышка, никому и дела нет, никто и не смотрел. Так нет же — отъелась, округлилась, откуда только что взялось!
— Я… я… — виновато залепетала несчастная.
— Хватит реветь! Какие тебе женихи? Приданое еще не справили, и дома нет. Тьфу! Кому я тебя такую отдам? Всего добра — два платья. Чтоб потом говорили, будто девки у батьки Багоя — нищие?