Милиана сжала зубы. Она не хотела помнить. Она хотела умереть.
— Встань. Холодно.
Она вздрогнула от неожиданности, но все же оторвала голову от мокрой ледяной мостовой и глухо сказала:
— И что? Заболею? Все равно этот проклятый дар не даст умереть. Мучением больше… мучением меньше… В сущности никакой разницы.
— Ты всегда болеешь очень тяжело. Встань.
— Уйди, — впервые в жизни Мили ненавидела этого мужчину. — Сгинь, дэйн. Или убей. Я устала страдать.
Девушка не собиралась подниматься, она так и лежала, прильнув к холодным камням, словно к материнской груди.
— Вставай.
Волоран протянул магессе руку и снова требовательно повторил:
— Поднимись.
Да что ж пристал!? Повитуха отшвырнула от себя его ладонь, вскочила, и прокричала мужчине в лицо:
— Отстань!!!
Слезы текли по лицу, смешиваясь с дождем, тело колотила дрожь, но Милиана словно не замечала этого. Единственное, чего ей действительно хотелось — чтобы дэйн оставил ее в покое. Не говорил. Не предлагал помощь. Не стоял рядом. Какая ему…
Сильные руки притянули ее к теплой груди.
— Успокойся. Не плачь.
Он говорил это равнодушно, словно не хотел утешать, а лишь бездумно повторял то, что принято говорить в подобных случаях. В голосе не прорезывалось и толики сочувствия или беспокойства. Точно таким же тоном он мог бы сказать ей: «Умри» или «Я тебя ненавижу». Любые слова, которые обычный человек при помощи интонаций наполнял оттенками смысла — от боли до восторга — в его устах звучали пресно. Никак.
Теплые ладони гладили Милиану по голове без малейшего намека на ласку. Но он касался ее. Магессы. Сам. Укутал в свой плащ. Для такого, как Волоран, это было… наивысшим выражением участия. Понимание этого сломило жалкие остатки гордости и силы воли. Девушка заплакала навзрыд, уткнувшись лбом в широкое плечо, выплескивая горечь, накопившуюся за девять лет скитаний. Она плакала долго, проклятый дар несколько раз за это время пытался восстать, поднимался в душе темной волной, но сила дэйна каждый раз подавляла его.
Дождь давно стих, и теперь только ручьи под ногами напоминали о грозе. Мужчина, по-прежнему обнимая магессу, посмотрел на темнеющее небо. Суматошный, тяжелый день подходил к концу.
— Ты плачешь по нему? — тихо спросил Волоран, когда Милиана устала рыдать и стояла, оцепенев, прижимаясь к нему всем телом.
— По себе, — глухо ответила она, делая судорожный захлебывающийся вдох.
— Почему? — дэйн продолжал гладить девушку по голове, но не пытался заглянуть в глаза. — Тебе нужно радоваться.
— Радоваться?
— Вы, наконец, свободны друг от друга. Ты свободна. Разве это плохо?