— Нет. Просто… я — Грехобор, — запнувшись, сказал маг.
— Василиса, — кивнула девушка и сделала то, что встряхнуло лишенца сильнее самого страшного заклятья: она протянула ладошку, и, схватив его покалеченную правую руку, энергично пожала ее.
Он застыл, ожидая… боясь… и очнулся только от веселой фразы:
— Я дико извиняюсь, но верни мне руку. Она нужна, чтобы готовить щи.
И, перевернув весь его мир, Василиса снова улыбнулась, освободила пальцы из плена окаменевшей ладони, после чего спокойно ушла на кухню.
— Грехобор?! — смутно знакомый голос заставил мужчину вскинуться. Дэйн. Не просто какой‑то, а тот самый дэйн, который был приставлен к нему в Клетке.
— Дэйн.
Он поклонился, согласно обычаю поднимая руки, и напрягся.
— Ты не имеешь права здесь быть.
— Я приглашен, — тихо возразил ему маг.
— Ты никогда не принимаешь приглашения, — дэйн нахмурился, и подозрительно оглядел собеседника.
— В этот раз принял.
Тишина. Дэйн осматривал того, кто уничтожил Клетку. Рассматривал бесстрастно. Ни одно чувство не отразилось на застывшем лице. Грехобор, в свою очередь, оглядывал палача Богов. Все тот же холодный взгляд, все то же равнодушие. Те же черты лица, лишь слегка изменившиеся за девять прошедших лет.
— Может, следует уйти?
Привычный повиноваться дэйну, разрешенный маг уже поднялся, уже направился к выходу, как вдруг странный внутренний мятеж заставил его остановиться и сказать:
— Нет.
И он опустился обратно на скамью.
— Нет?
— Нет.
Внутри его трясло. Смесь обиды, злобы, отчаяния — всего разом! А в первую очередь — страха. Страха, от которого сводило все внутренности, скручивало в тугой узел. Однако с виду разрешенный маг остался невозмутим. Он даже не вздрогнул (чему и сам очень удивился), когда дэйн без спросу сел напротив.
— Ты изменился. Сильно постарел, — равнодушно заметил палач магов. — Или это набранные грехи тяготят?
— Я пуст, — как всегда немногословно ответил Грехобор, не отводя взгляда от холодных колючих глаз собеседника.
Тот откинулся на спинку скамьи и усмехнулся, оглядывая собеседника.
— Точно изменился. В глаза смотришь. Неужто, наконец, сладил с совестью, а, Грехобор?
Это был выверенный и откровенно подлый удар. Гнусный, безжалостный, на который способен только дэйн. И, конечно, этот удар достиг цели. Разрешенный маг дотронулся пальцами до шрама на виске и опустил глаза. И хотя то, что он когда‑то совершил, то, что, собственно, и сделало его Грехобором, для многих уже подернулось пеленой забвения, он все помнил…
По сути надо было просто подняться и выйти. Пока еще есть силы. Пока дэйн не завел речь о том, что еще могло причинить постаревшему страннику настоящую человеческую боль.