Трей, к тому же, понял, что Даррил продолжает говорить, совершенно не осознавая только что произошедшего. Забавно, что такое значительное, изменяющее жизнь явление прошло незамеченным каждым человеком, стоящим рядом. В их случае, это очень даже хорошо.
– …и бьюсь об заклад, ты никогда не чувствовал себя столь беспомощным за всю свою жизнь, да Трей?
Нет, не чувствовал. И Даррил умрет за это. Умрет за то, что вообще посмел прикоснуться к Тарин. Сердце Трея подпрыгнуло, когда он заметил, что глаза Тарин открылись. Несколько секунд спустя они округлились и, быстрее гребанной молнии, находящаяся за спиной рука Тарин опустилась к промежности Даррила, и к его шарам угрожающе прижались когти. Очевидно, почувствовав укол когтей на своей обнаженной коже, Даррил мгновенно замер. Трей бросил на него ложно сочувствующий взгляд. Ясно, дядя забыл, что латентные оборотни-Альфы могут частично меняться, удлинять когти и клыки.
– Отпусти меня, уебок, или я оторву, нахрен, твои драгоценные причиндалы. И я не шучу.
Тарин действительно имела в виду каждое слово.
Угроза жизни её не рождённому ребенку заставила тело пульсировать от ярости, ярости, которая выходила за рамки нормы – её внутренности горели, сердце билось слишком быстро, кожа, казалось, вот-вот лопнет, клыки удлинились, и всё существо зудело от необходимости причинить ему боль. Примитивное желание защищать растекалось адреналином по телу, словно подготавливая ко всему.
Очень смутно Тарин осознавала, что связь с Треем крепка, как никогда, что он жив и относительно здоров, но раскаленная ярость, взорвавшаяся в ней, настолько подавляла, что не оставляла места другим чувствам. Единственная мысль, вращавшаяся в её голове – если она и её ребенок покинут этот мир, то яйца этого мудака последует за ними.
Её волчица чувствовала запах страха этого волка, и он пришелся ей по душе. Она желала, чтобы эта угроза для неё и её щенка была мертва. Требовала этого с таким отчаянием, что воевала с Тарин за право контроля, толкаясь, борясь и извиваясь за свободу, так же, как тот, кто выбирается на свободу из-подо льда озера. Сила, с которой она билась под кожей Тарин, была фактически болезненной, настолько, что это ослабило Тарин. Нет, физически она всё ещё была сильна и устойчива. Но мысленно, она слабела… словно исчезала. Волчица неумолимо продолжала штурм, желая, чтобы глупая человеческая половина уступила и позволила ей разобраться с этим. Тогда Тарин расслабилась немного больше, когда особенно жесткий толчок сломал тот слой льда над водой. Это было всё, что потребовалось – её волчица вырвалась на свободу.