По всему переулку скопились склизкие, зловонные нечистоты, сваленные в кучи. Ими провонял весь город: пометом, мочой, навозом. Симон плелся вдоль безлюдных улиц, мимо запертых дверей и ставней, а над Шонгау занимался новый, невыносимо жаркий день.
Мышь вплотную подобралась к уху Куизля. Палач почувствовал, как она проползла по его волосам и коснулась щеки крохотной мордочкой. Он старался дышать как можно тише, чтобы не спугнуть зверька. Мышь принялась обнюхивать его бороду, местами еще испачканную остатками вчерашней похлебки.
Молниеносным движением палач метнул руку к зверьку и поймал его за хвост. Мышь запищала и принялась барахтаться над лицом Куизля, пока тот задумчиво ее рассматривал.
«В ловушке, как и я. Всё брыкается, а выбраться никак…»
Якоб уже целую ночь томился в этой дыре под башней Регенсбурга. Его заперли в тесной каморке в подвале, который в иное время использовали, вероятно, в качестве кладовой. Палач сидел среди ржавых пушек и разобранных аркебуз и ждал своей дальнейшей участи.
Разыгралось ли у него воображение или за ним действительно кто-то следил? Когда его арестовывали, несколько стражников перешептывались и показывали на палача, словно бы уже знали его. Куизль то и дело вспоминал перекошенное ненавистью лицо плотогона, который наблюдал за ним всю поездку. А что насчет того крестьянина перед воротами? Уж не пытался ли он что-нибудь вызнать у палача? Что, если все они сговорились против него одного?
«А что, если это я с ума сходить начинаю?»
Якоб в очередной раз попытался вспомнить, откуда знал человека с плота. Ясным было одно: встречались они очень давно. В бою? Или подрались в трактире? А может, это один из тех, кого Куизль в далеком прошлом поставил у позорного столба, высек розгами или даже пытал? Палач кивнул. Это показалось ему наиболее вероятным. Какой-нибудь пакостник получил по заслугам, а теперь снова узнал палача. Стражники схватили его, потому что он напал на одного из них. И любопытный крестьянин был всего лишь любопытным крестьянином.
Никаких заговоров – просто несколько совпадений кряду.
Куизль осторожно опустил мышь на пол и выпустил хвост. Шустро перебирая маленькими лапками, зверек шмыгнул к стене и спрятался в норке. В следующее мгновение что-то громко скрипнуло, и Якоб вздрогнул от неожиданности. Дверь в его камеру распахнулась, и палач зажмурился от яркого света.
– Можешь идти, баварец.
В дверях стоял начальник стражи с закрученными усами и в начищенной кирасе; жестом он велел палачу выходить.
– Хватит уже за городские деньги задницу отсиживать.