– Погоди пока помирать. Я скоро вернусь!
Не обращая внимания на собственные раны и укусы шершней, он выбежал под палящие лучи полуденного солнца. Легкий ветерок задувал в оконные проемы и доносил со стороны леса плач, словно бы детский, но Куизль ничего и никого не слышал. Он затравленно оглядел деревню, заросшую кустарником, ивами и березами.
«Манжетка, тысячелистник, дубровник, пастушья сумка… Нужна пастушья сумка!»
Кровь была не ярко-красной и не пенилась – хороший признак. Легкое, судя по всему, не пострадало. Если удастся найти нужные травы, то еще можно будет на что-то надеяться. Сейчас важнее всего остановить кровотечение и позаботиться о том, чтобы рана не воспалилась.
Через некоторое время Куизль нашел, что искал.
В тени дуба росли невзрачные на вид травинки; палач осторожно сорвал их. Пастушья сумка издавна считалась поистине чудотворным средством, и ни один палач не обходился без этого снадобья. Растение с маленькими, в форме сумки, плодами помогало при лихорадке, подагре и запоздалых схватках, а главное – при плохо заживающих и обильно кровоточащих ранах. Набрав нужное количество, Куизль принялся обдирать мох и кору с ближайших деревьев. Потом нарвал еще кое-каких трав, сложил все это в подол рубахи и поспешил обратно в церковь. Тойбер все так же неподвижно лежал на полу. Куизль склонился над ним и отметил с облегчением, что тот еще дышит.
– Нужно выдернуть болт, – прошептал он Тойберу в самое ухо. – Так что стисни зубы и постарайся не визжать, как прачка. Готов?
Тойбер едва заметно кивнул.
– Чтобы я хоть раз еще дался в руки такому, как ты, живодеру…
Якоб усмехнулся.
– Это тебе за твою вонючую мазь… – Внезапно лицо его снова стало серьезным. – Я могу лишь немного остановить кровь. Для всего остального нужно отвезти тебя в Регенсбург.
– Но… тебя снова посадят… Допрос… – пробормотал Тойбер, охваченный уже лихорадочным бредом.
– Обо мне не беспокойся. Сейчас важнее всего поставить тебя на ноги.
Куизль выдернул болт и прижал мох и тысячелистник к рваной ране. И беззвучно, одними губами, зашептал молитву.
– Их четверо, – прошептал Симон и показал на плотогонов; те сидели со скучающим видом посреди высокой пшеницы и счищали кору с ивовых прутьев. – Думаешь, справитесь?
Натан пренебрежительно глянул на приземистых, уже пьяных верзил.
– С этими-то? Как ты уже знаешь, мы деремся грязно и сообща. Они решат, будто небо свалилось им на головы.
– Хорошо, – кивнул Симон. – Видимо, Сильвио с Магдаленой уже внизу, и с ними еще пятый плотогон. Предлагаю вот что: вы кучей набрасываетесь на этих четверых, а я, старый Ганс и Брат Паулюс спустимся в это время к водосбору и разберемся с остальными. Все ясно?