— А что там рассчитывать! Все прекрасно знают сколько там ихних денег и просто так вдолбить их в землю им никто не даст… Это, кстати, спасение и для нас.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы пытаемся договориться с ними, хотя-бы о прекращении огня.
— Кто это — мы?
— К сожалению большего я тебе сказать не могу, так как сам не очень владею этим вопросом.
— Да, прав был Фриц, когда бежал в тридцать девятом… Многие тогда посмеивались над ним.
— Ты имеешь ввиду Тиссена?… Ты ведь знаешь, что он в лагере.
— Знаю. — Они замолчали ненадолго, и лишь потрескивание дров в камине нарушало ночную тишину в зале. — Ты что-нибудь предпримешь?… Переговори с фюрером. Вы ведь лучшие друзья.
— После покушения он уже никому не доверяет… Хотя, наверное, ко мне это не относится… От тебя я еду к нему на совещание, но…, наверное, бесполезно.
— Что значит бесполезно? Вы что там, все с ума посходили!? Ты…, представляешь, что будет, если вы взорвёте хотя-бы два-три химических производства?… Да через два-три дня нас не надо будет бомбить! Мы просто сдохнем в собственных постелях и сортирах! Ты, что, не понимаешь этого?… А, то, что мы понаделали на этих заводах!? Там хватит для всей Европы!.. Мы с тобой не на русских просторах и бежать можем только разве… в Африку… Да и там нас не очень ждут.
— Успокойся, Альберт! Я всё это прекрасно понимаю! Ты видно забыл, что я пока ещё рейхсминистр вооружений… Хотя-бы поэтому, я не хочу этого. И не забывай — не сделаем мы — сделают русские.
— Возможно…. но это будут они, а не мы с тобой… Кто ещё знает об этом?
— Пока, никто.
Они проговорили ещё с полчаса и Шпеер стал собираться в обратную дорогу. Уже стоя на крыльце, он молча протянул руку и запахивая плащ, сказал:
— Попробую сделать всё возможное, но я не господь бог. Если ничего не получится, то у нас будет не так много времени. Ты знаешь — Гиммлер долго не раскачивается… А ты свяжись с директорами и объясни им положение дел. У тебя это получится проще… И будь осторожен, — они попрощались и машина Шпеера, выехав с виллы на ночное шоссе, набирая скорость, устремилась в сторону Берлина.
Шпеер ехал в машине и пытался сосредоточиться на том, как ему начать разговор с фюрером. Он не был уверен в правильности этого приказа, но у него не было и уверенности в аргументах против него. Феглера можно понять. Он вложил в мощь Германии миллиарды марок и хотел бы что-то получить взамен. Но и фюрер этим приказом не оставлял себе никаких шансов на возрождение Германии. Это могло быть концом не только страны, но и нации.
В постоянно пересекающихся в его мозгу сомнений и надежд, иногда проскакивала мысль о никчёмности его собственной жизни за последний десяток лет. Он растратил своё архитектурное дарование на создание помпезных, абсолютно чуждых как городу, так и времени, сооружений. Всё это делалось в угоду какого-то будущего величия своей страны и, чего греха таить, самого себя. Творения «великих» он хотел превзойти не красотой и благотворностью, а величиной и надменностью над прошлым… И вот сейчас всё это должно было уйти в небытие. А ведь начиналось совсем не так. Наверное, и заканчиваться не должно так. В одном он был уверен — ни один управляющий заводом, а тем более его владелец не будет сам уничтожать то, во что вкладывал силы, знания, да и деньги, в конце концов. И это его несколько успокаивало. Да и фюрер многих из них знал лично ещё с мая тридцать третьего года. Он хорошо помнил эту встречу 29 мая 1933 года. Фюрер созвал тогда совещание ведущих промышленников и финансистов Германии. Никогда прежде Шпеер не видел вместе всю экономическую элиту рейха. Там были Крупп и Тиссен, Стиннес и Бош. Зал совещания пестрел от белоснежных манишек и чёрных сюртуков, военных мундиров и блестящих смокингов. Эта встреча произвела на него неизгладимое до сих пор впечатление и заставила поверить в то, что под широковещательными заявлениями Гитлера действительно существует мощная материальная и финансовая база национал — социалистической партии, членом которой он был. И вот через несколько дней должно было произойти что-то такое, что вряд ли было бы понято этими людьми. И одним из первых, к кому они обратятся за разъяснением этого приказа, будет он — Шпеер. И где-то в глубине души теплилась эта надежда на свой успех в предстоящем разговоре. Ведь теперь уже за его спиной стоят всё те же Сименс, Крупп, Феглер. Сейчас эти воспоминания придавали ему некоторое спокойствие и уверенность.