Когда они увидели нас, то закричали еще громче. Затем послышались бессвязные мольбы о пощаде. Люди начали разбегаться в разные стороны, некоторые падали ниц, протягивая к нам руки.
Это была другая сторона золотого знамени войны: несчастные граждане, подхваченные ее вихрем, легкая добыча для всех. Я жалел их и хотел бы помочь, но знал, что это невозможно.
— Мы не причиним вам зла! — крикнул я.
Испуг сменился выражением благодарности и обещанием щедрой награды от богов. Однако когда мы медленно проезжали мимо, на их лицах отражалось недоверие — они ждали, когда мы покажем свой истинный облик и начнем резню.
В этой толпе особенно выделялись двое: пожилой осанистый мужчина, должно быть, сельский староста, и юная девушка, не более четырнадцати лет на вид. Несмотря на грязную одежду, ее лицо было поразительно красивым.
— Благодарим вас, добрые господа, — сказал старик.
Я пошарил в кармане и бросил ему несколько медяков. Он с благодарностью поклонился, и мы поскакали дальше.
Мили через полторы я обнаружил безопасное укрытие для ночлега: маленькую заброшенную деревню в сотне ярдов от дороги. Домишки лепились к склону каменистого холма, представлявшего собой превосходный естественный редут. Дождь понемногу перерастал в настоящий ливень, и эти бедные жилища, пусть даже ветхие и ненадежные, давали людям возможность выспаться в сухости. Это был наш последний привал перед марш-броском к пещере, и место казалось идеальным.
Мы устроили конюшню в самой большой хижине, сняв солому с остатков крыши, чтобы накормить лошадей. Я удостоверился в том, что о Лукане и Кролике позаботились надлежащим образом, а затем разбил отряд на четыре группы, по числу оставшихся хижин, и мы стали устраиваться со всеми возможными удобствами. Деревенские домишки оказались довольно просторными, скорее напоминавшими амбары, и сохранились неплохо. В каждом имелась яма для очага, выкопанная в центре и обложенная камнями. Мы убедились в том, что бывшие обитатели использовали хижины одновременно для жилья и содержания скота: в дальнем конце каждого строения располагались стойла и скирды сметанного сена. Окна и двери мы занавесили лошадиными попонами. Я приказал развести небольшие костры и обошел вокруг холма в сгущающихся сумерках, убедившись, что ни один луч света не выдает нашего присутствия.
Услышав чьи-то шаги, я положил руку на рукоять меча. Из темноты выступили две фигуры — старик и девушка из группы беженцев, которых мы недавно встретили на дороге.
Внезапно рядом со мной оказались Биканер и Тенедос, державшие свое оружие наготове.