Таёжные рассказы (Полковников, Бакланов) - страница 4
Я не был бесстрашным героем, но и не принадлежал к разряду особо трусливых. Бывали встречи и один на один — и с волком, и с рысью, и с медведем. Но из рассказов старых охотников знал, каким опасным является медведь, не залегший на зимнюю спячку, медведь-шатун. Нередки случаи, когда такой изголодавшийся и до предела возбужденный зверь подкарауливает людей на тропе и нападает на них сзади, а иногда просто ломится в юрту к охотнику. Я достал из кармана куртки наган, который, будучи военным, всегда носил с собой (в те годы это разрешалось), и выстрелил в дерево. Данила измерил глубину, на которую вошла пуля, и сказал: «О, такой винтовка шибко хороший. Твоя не боись амакан».
Через три дня прибыла Аяна на двух упряжках. Данила звал меня к себе, но у меня прошли все сроки и основного и дополнительного отпусков.
Данила начал делить меха на две равные части, но я взял лишь несколько шкурок. Данила не на шутку обиделся, и в конце концов, после долгих разговоров, я согласился взять себе, как память, меховую одежду.
Данила оставался в избушке. Ему еще надо было собрать капканы и ловушки, а мы с Аяной выехали в обратный путь.
Собаки тянули постромки как-то неохотно, и к вечеру мы успели пройти только километров тринадцать-пятнадцать…
Бросив собакам по «дежурной» рыбине и прикрепив нарты, пошли с Аяной готовить шесты для полога. Она срубала топором тонкие елочки и приносила их мне, а я очищал их от сучьев ножом, подаренным мне Данилой, и втыкал в снег.
Вдруг я услышал пугливый визг собак и почти одновременно душераздирающий крик Аяны. Повернувшись, я увидел, как с одной стороны не особенно толстой сосны стоит моя спутница, а с другой, обхватив сосну и вместе с ней Аяну, косолапый хозяин тайги.
Бежать к нартам за ружьем и раздумывать было некогда. В считанные секунды я был у сосны и, уперев ствол нагана в медведя, выстрелил в левый бок.
Топтыгин взревел голосом, от которого мурашки побежали по спине, разжал свои железные объятия, выпустил Аяну и повернулся ко мне, разинув пасть.
От страха я потерял чувство опасности и выстрелил два раза подряд в открытую пасть разъяренного зверя и отскочил в сторону. Топтыгин стал медленно оседать. Для верности я выстрелил еще раз и вдруг, обессиленный, сел в снег.
Аяна, опустившись на колени около меня и ощупывая мои руки, ноги и все тело, что-то горячо говорила. Я различал только амакан (медведь), Ивана…
Сколько я просидел в снегу — не знаю. Наконец, жестом я показал Аяне, чтобы она шла успокоить собак, а сам, вооружившись ножом, занялся свежеванием непрошеного, страшного гостя. Медведь оказался очень тощим. Часть мяса, в основном мякоть, Аяна заставила разрубить на небольшие куски и разбросать по снегу. Остатки мяса и шкуру подняли на высокую ель и уже в полной темноте улеглись спать.