С какою радостью сложил бы он для нее своими руками целый дом!
Уже на второй день работа была закончена. Но Федору казалось, что он сделал очень мало. Тогда он снял и наново прибил отвисшую дверь в сенях, прочесал плетень, сколотил новые ступеньки для крыльца. Он сделал бы и больше, но вернулась с поля хозяйка. Ее удивленно-благодарный взгляд сделал счастливым Федора. Но счастье его было очень кратковременным. Он вдруг понял, что теперь ему надо уходить. Куда? Он не мог представить себе жизни без этого маленького домика под новой крышей. Ему ничего не надо, только видеть хозяйку, работать для нее…
— У меня к вам просьба, Федечка. Тут у нас старушка есть, хорошая такая и совсем одинокая. Коза у нее страсть бедовая, кажную ночь убегает. Проест дырку в плетне и убегает. Кабы закуток досками обшить… Она, конечно, дать много не может, — смущенно продолжала хозяйка, — но уж очень хорошая старушка. Вы б сходили к ней, Федя…
— Я схожу, — покорно ответил Федор.
— А насчет ночлега вы не беспокойтесь. Вы меня ни чуточки не стесняете.
Лицо хозяйки было спокойно и ласково; глаза с ясной добротой смотрели на Федора. Она даже не подозревала, что человек, стоящий перед ней, пережил сейчас как бы смерть и воскресение…
…Федор перелез через обвалившуюся ограду и оказался на заросшем лопухами дворе. Из-за угла дома, красиво взмахивая маленькой головой, выскочила коза и понеслась прямо на Федора.
— Держи ее! — услышал он крик, прыгнул, распластался на земле, успев поймать твердые, острые рожки.
Рослая костлявая старуха с черной, как смоль, головой накинула веревку на шею козе.
— Ты чего это на чужих лопухах разлегся? — блеснула она на Федора темным, непотухшим глазом.
— Меня Марья Никитична послала. Насчет закутка.
Старуха оказалась горячей и сердитой, не остуженной бедами и огорчениями, выпавшими ей на долю.
— Ты, бабушка, только покорми меня — и все…
— Покорми! Харчи-то ноне кусаются! Небось разбалованный?
— Нет, бабка, я скромный.
— Вона какой даровой! Да ты работать, поди, не умеешь?
— Сапер, да не умеет!
— Нешто ты армеец? — подобрее спросила старуха.
Федор бойко постукивал топоришком, старуха гремела ухватом внутри своего пустынного дома, время от времени высовывала потемневшее от жара, усохшее в кулачок лицо и кричала:
— Крепче складай! Она у меня гулена!
Коза, словно предчувствуя беду, все вертелась вокруг Федора, шуршала копытцами по стружкам, потыкивала рожками в доски, а то скосит на Федора янтарный глазок, поглядит зло и подозрительно и начнет рваться с привязи…
В полдень старуха позвала Федора к столу. Харчи у нее были худые — щи да котелок с картошкой. А ей и того не нужно: за весь обед не съела и двух картофелин.