— Точно! Дело! — заговорили вокруг.
Кретов улыбнулся.
— Секрету тут особого нет. Перво-наперво — коса должна быть настроена, как хорошая гитара, наточена, как бритва; грабки отрегулированы, дуга на месте, чтоб колос не переваливался. Если чувствуешь неполадки, остановись, исправь. Дальше. Замах делай широкий, плавный, чтоб стерня ровной была, а не буграми. Это одно дело. А вот и второе. В нашем труде надо с умом действовать. Тут место возвышенное, ветряное, глядите, как ветер колосья клонит. Значит, здесь их способнее по ветру брать, а не в круговую. Ты лишний кусок поля задаром пройдешь, зато в силе и быстроте выиграешь. У вас тут стерня низкая, а там бугрится, и даже колоски остались. А почему? Потому что колосок навстречу косарю гнулся, коса скользила, плохо брала. От этого и колосья теряются. Вот и вся наука. Остальное от человека зависит. От его рук и сердца…
Кретов замолчал, утомленный длинной речью, отер пот со лба.
— Понятно, — сказал Селезнев. — Выходит, сметка и здесь нужна.
— А ты что думал? — с вновь обретенным, хотя и не совсем уверенным, апломбом воскликнул Шумилов.
— Я вызов делаю, — неожиданно заявил Свистунов. — Давай, Андрей, поспоримся, кто из нас больше даст.
— Интерес мне с тобою спориться! — ответил Шумилов. — Я Селезнева вызываю.
— Идет! — отозвался Селезнев. — А ты, Фома, с Надеждой соревнуйся.
Надежда Шубина, плоскогрудая, сильная женщина с гладким, иконописным лицом, считалась не послед ним косарем в бригаде.
— Спасибо тебе! — обиделся Свистунов. — Нешто я бабы слабей? Я Алексея Федорыча вызываю.
Все захохотали. Узкие, плотно сжатые губы Шубиной разжались, в глазах возник сухой блеск.
— Я тебя пополам сложу да в карман суну.
— Правильно, Надя, — поддержали ее женщины, — постой за нашу честь!
— Вот что, товарищи, — сказал Кретов, — чтобы все точно было, составим «боевой листок», кто с кем соревнуется, и вывесим в правлении. Каждый день после работы будем проставлять показатели. Пусть весь колхоз знает, как у кого дело идет.
— Правильно! Пиши нас, Алексей Федорыч, — сказал Селезнев.
Кретов достал из планшета листок бумаги, подложил картуз, и чернильным карандашом вывел жирно: «Боевой листок стрешневской бригады № 1».
— Так значит: «Селезнев — Шумилов, Шубина — Свистунов», — не возражаешь, Фома Ильич? «Творожников — Семичасный»…
Когда листок был заполнен, Свистунов спросил у Кретова:
— А вы-то сами, Алексей Федорыч, с кем соревнуетесь?
— Он со всеми…
— Нет, друзья, меня вызвал Прошин из второй бригады.
— Ого! Прошин, — что вол добрый, зачнет — не остановишь. Смотрите, Алексей Федорыч!