Джастину казалось, что никогда в жизни ему не удастся больше согреться по-настоящему. Лучи полуденного солнца, врывавшиеся в окошко, освещали внутренность кареты бледным светом, но тепла не приносили. Онемели руки, затянутые в белые перчатки, тело промерзло до костей, и на душе было пакостно. Молодой герцог всячески старался не задумываться над происходящим, каждый день напоминал себе о том, что существует земля, где свежий бриз нежно ласкает разгоряченное лицо и на берег набегают теплые волны бирюзового моря, но шло время, и память тускнела, все труднее становилось воскрешать картины былого. Согревали только мысли об Эмили.
Лондон прочесывали целый месяц. Огромный город, казалось, перевернули вверх дном, но так ничего и не нашли. Клэр Скарборо исчезла без следа.
За окошком кареты промелькнули витые железные ворота, а за ними открылись зеленые просторы ухоженных лужаек. Вокруг простирался иной мир, мир Портланд-сквер, не имеющий ничего общего с миром трущоб, где Джастин провел долгую ночь. Десятки раз он бродил по узким улицам, заходил в таверны и пивные, расспрашивал всех, кто изъявлял готовность с ним общаться. Но, видимо, у него был такой вид, что его сторонились самые отъявленные мерзавцы. Надо полагать, странное поведение молодого герцога горячо обсуждалось не только в салонах высшего света; даже на самом дне общества ходили легенды о вконец спятившем лорде.
Джастин горестно вздохнул, припомнив, что в данную минуту его никто не может поддержать и утешить. Чалмерс получил задание объездить с группой детективов все сиротские приюты и опросить жителей коттеджей в окрестностях Лондона. Так что поплакаться в жилетку сейчас некому.
Карета свернула за угол, и колеса запрыгали по булыжнику. Джастин окончательно загрустил, что неизменно происходило при виде отцовского дома. «Ан нет, теперь моего дома», — пронеслось в голове. Гримуайлд представлял собой кошмарное зрелище: остроконечная крыша, нагромождение коньков, пучеглазые окна, а сбоку уродливым наростом возвышалась башенка. Готика, черт бы ее побрал! Симметрия архитектурного замысла проглядывалась лишь в одном — по обе стороны крыши с несуразных подставок на гостей пялились фантастические каменные изваяния. Глядя на них, Джастин выругался, проклиная в душе Мортимера Коннора, первого герцога Уинтропа, которому приобретенный им титул ударил в голову, как крепкое вино, и он повелел воздвигнуть это каменное чудовище, ставшее памятником его дурному вкусу.
Выбравшись из кареты, Джастин приказал хорошенько выспаться кучеру, которого пошатывало на облучке от усталости, и прошмыгнул в дверь, несказанно обрадовавшись тому, что в этот ранний час весь дом еще мирно почивает.