Крошечные снежинки покрывали его голову, сверкая в свете уличного фонаря.
Холодный снег проникал под одежду, но я едва ощущала его. Я была в огне. Горела внутри, мои чувства обострились, и это было самым великолепным ощущением в жизни. Я потянулась, позволяя пальцам пробежаться по его мягким волосам. Его реакция казалось инстинктивной. Он закрыл глаза и положил щеку на мою ладонь. Тепло распускалось у меня в груди.
— Ты не знаешь, что творишь, — произнес Кайлер, ловя одну из моих рук и кладя ее на снег, рядом с головой. Его пальцы окружили мое запястье крепкой хваткой.
Я поерзала под ним.
— Нет, знаю.
Он снова закрыл глаза, и когда они открылись, то были похожи на черные омуты.
— Ты слишком пьяна, Сид.
— Неа.
Мне удалось высвободить свою ногу из-под его, но затем он сел, потянув меня за собой. Секундой спустя я была на ногах, и небо слегка пошатнулось.
— Ой.
— Точно, ой, — сказал он, его голос был глубже, чем когда-либо. — Пошли домой.
— Но…
— Сидни, — отрезал он, и я вздрогнула. — Ты пьяна. Я доставлю тебя домой, и это единственное, чему я позволю случиться.
И вот снова этот тон, подразумевающий «заткнись и делай, как я говорю». Обычно я огрызалась, но сейчас в шоке. Он снова взял меня за руку и начал идти к дому. Я ковыляла рядом с ним, замешательство капало мне на мозги вместе с текилой. Не понимаю. Он привлекал меня. Сказал, что я прекрасна и так всегда считал, и я чувствовала это. Но он отверг меня.
Кайлер отверг меня.
Он никогда не отвергал ни одну женщину.
Мне хотелось расплакаться — сесть на снег и расплакаться. Униженная, смущенная, и все еще немного больше, чем возбужденная, я заставила себя молчать и идти. И то, и другое было в равной степени сложно. Словесный понос выстраивался в горле. Из этого ничего хорошего не выйдет. Дорога до дома заняла целую вечность, к тому моменту я не чувствовала ни рук, ни ног, и не думаю, что виноват снег.
Кайлер выпустил мою руку и включил свет. Яркий блеск ослепил меня. Он был прямо передо мной — как раз вовремя, потому что ноги перестали работать.
Взяв меня на руки и прижав к груди, он начал подниматься по лестнице.
— Ты не должна была так напиваться, Сид. Для этого нет причин.
Я зарылась лицом в его плечо. Выслушивать выговор о пьянстве от Кайлера Квина было вершиной иронии и позора, но он был прав. Я была слишком пьяна и уже могла признать это.
Кайлер не произнес ни слова, пока поднимался по лестнице в комнату, где я жила. Он что-то сказал, опустив меня на кровать, но в тот момент, когда голова коснулась подушки, я блаженно и счастливо отключилась.