— Потому, что не следовало писарчуковой внучке в шляхетные панны лезть, — с явным удовольствием сказала Богуслава.
И руку стиснула.
Вот тварюка!
— Отпусти, — сказала Лизанька, в зеленые глаза глядя прямо, с вызовом. Отступаться она не собиралась, — пока космы целые.
— Прекратите! — Панночка Ядзита отложила шитье. — Мне кажется, места здесь всем хватит…
— Особенно теперь, — хихикнула Иоланта. — А там, глядишь, еще кого-нибудь проклянут, и совсем вольно станет…
Богуслава руку разжала и от кресла оттолкнула.
Пускай себе.
Лизанька не настолько глупа, чтобы в драку лезть. С этой стервой она потом сочтется…
— Конечно, садитесь, панночка Богуслава. Простите, не узнала сразу. — Лизанька отступилась. — Волноваться заставила… а в вашем возрасте волнения вредны…
— Что ты хочешь сказать?
— Что тебе, дорогая, двадцать два уж минуло, — с неприятной улыбкой уточнила Габрисия, — или ты забыла, Славочка, как мы намедни твой день рождения праздновали? Скажи, он так и не явился?
— Кто? — Ядзита вытащила темно-зеленую нить.
— Себастьян Вевельский…
…Богуслава скривилась и буркнула:
— Нашли, о чем говорить… явился… позже… прощения просил…
— На коленях? — Габрисия от расспросов, несомненно, получала удовольствие. Вон как порозовела… и даже улыбалась почти живою улыбкой.
— На коленях, конечно… и подарок подарил… от королевского ювелира. — Гордо задрав остренький подбородок, Богуслава опустилась в отвоеванное кресло.
Лизанька же заставила себя улыбаться.
Ну, папенька, спасибо вам огромное! С вашей-то щепетильностью урожденной того и гляди без жениха останешься. Значится, этой рыжей паскудине Себастьянушка украшения дарил?
От королевского ювелира?
— Приходил, значит… дарил… — задумчиво протянула Габрисия, проводя сложенными щепотью пальцами по узкому носу, — а потом прямиком кинулся в объятия ведьмака…
Богуслава густо покраснела.
— …небось пригляделся, понял, что его ждет… и решил, что лучше к Аврелию Яковлевичу в миньоны податься, чем к тебе в мужья.
Иоланта захихикала.
Эржбета нахмурилась и сказала:
— Не самая удачная тема.
— Именно, — подхватила Богуслава. — К тому же вам ли не знать, как в газетах все перевирают… Себастьян не из этих…
Смуглявая акторка слушала разговор с явным интересом, она выгребла из ридикюля горсть семечек и весело щелкала, ссыпая шелуху в фарфоровую вазу. Ваза выглядела древней, солидной, пышные бока ее покрывала яркая роспись, изображавшая нагих античных богинь и крылатых коней; но акторка ни малейшего уважения к чужому имуществу не испытывала.
Дура?
Или все-таки…
— А ты проверила? — Благодатную тему Габрисия оставлять не желала. И на Богуславу глядела… с ненавистью?