— На нем-то мы и устроим лагерь.
— На дереве? — озадаченно спросил Тим.
— Угу, — подтвердил Грант. — Именно, на дереве. А что, у тебя есть серьезные причины не делать этого?
— Да нет, просто я терпеть не могу деревьев.
— Да ты, наверное, ни разу не сидел на таком, — с деланным весельем заметил Алан.
— А вы? — прищурился мальчишка.
— Сто раз, — легко соврал он, удивляясь, как запросто ему дается ложь.
— Да ну? Вы, доктор Грант, лазаете по деревьям?
— Конечно. Я же не всегда был доктором.
— Тим просто боится высоты, — сообщила Лекс.
— А ты — мышей и крыс, — тут же отозвался паренек. — Спорим, что я заберусь на это дерево раньше, чем ты досчитаешь до пяти?
— Эй, эй, эй, — влез в перепалку Грант. — Я думаю, что будет гораздо лучше, если мы полезем все вместе.
— О'кей, — бодро согласился Тим.
Они подошли к величественному, покрытому серовато-зеленым мхом фикусу. Гигантские корни свисали с нижних ветвей и могли служить прекрасной опорой.
Грант помог забраться детям, тяжело отдуваясь — вновь прокляв годы и живот — забрался сам. На высоте примерно восьми метров обнаружилась довольно широкая площадка, состоящая из нескольких, сплетенных между собой и таким образом сросшихся ветвей. Они были узловатыми, не очень удобными, однако о лучшем месте для ночлега думать не приходилось. Грант сел, свесив ноги вниз, Лекс тут же пристроилась слева, положив голову ему на колени. Тим присел справа, оперевшись спиной о шершавый бугристый ствол.
Отсюда открывалась величественная панорама. Сквозь широкий коридор, образованный ветвями и дающий густую тень, проглядывала отливающая ртутью спокойная гладь озера. Оно было небольшим, но, видимо, очень глубоким. Над идеально ровной зеркальной поверхностью медленно покачивались тонкие змеиные шеи, увенчанные плоскими головами.
— Эй, Булоболозавры, — сказал в их сторону Тим. — То есть, Бронтозавры.
— Они поют, — спокойно сообщил Алан, улыбаясь в темноте, зная, что улыбку его все равно никто не увидит.
Один из Бронтозавров задрал голову, распахнул пасть и… запел. Тот самый, трубный, бархатисто-глубокий мелодичный звук поплыл над засыпающим миром. Грант слушал его и ощущал то, что называют слиянием. Он знал парк и понимал его. И, несмотря ни на что, парк ему нравился. Не как творение человека, а как самостоятельная часть мироздания, естественная и удивительная. Она вобрала Гранта, как океан вбирает дождь, дала ему возможность почувствовать себя здесь своим.
Повинуясь глубинным инстинктам, внезапно вспыхнувшим в нем с поистине нечеловеческой силой, Грант вдруг сложил ладони обеих рук в некое подобие шара, поднес его ко рту и сильно дунул внутрь. Получившийся звук очень напоминал «пение» Бронтозавра, хотя и был более примитивным в своих оттенках. Тем не менее голова рептилии повернулась в сторону леса