Всегда в атаке (Нагибин) - страница 5

О Кармене часто говорят: железный человек. Ах, если б он был действительно железным! Но он, как и все мы, состоит из мягкой человеческой плоти, подверженной и слабости, и болезни. Тяжелый инфаркт подшиб Кармена, как стрела летящую птицу. Он болел долго и трудно, но одолел недуг. Обычно люди, прошедшие через такое, резко меняют образ жизни: выходят на пенсию или сводят к минимуму свои трудовые усилия, словом, начинают вести «ватное» существование. Не таков Кармен. Едва поправившись, он уже вел съемки в Южной Америке, взбирался на Кордильеры, обливался потом в пампасах, коченел на Огненной Земле. Он не изменил ни одной своей привычке: засиживался до глубокой ночи с интересным собеседником, мчался за сотни верст по бездорожью единого кадра ради, работал так, как может работать, наверное, один Кармен. Он делал это не из бравады, не из желания доказать что-либо себе или другим, не из пренебрежения к жизни, которую яростно любил, а потому, что такой вот Кармен его устраивал, никогда не подводил, и, стало быть, незачем что-либо менять в себе.

Кармен снял великолепную картину, написал новую книгу, и снова его подсекла болезнь. И опять он вывернулся, не дал уложить себя на лопатки.

…Эти последние слова я пишу, когда моего друга Романа Кармена уже нет на свете. Но перед уходом навсегда он завершил свой самый значительный труд — многосерийную хронику Великой Отечественной войны. В фильме принимало участие несколько совестливых американцев (в том числе знаменитый артист Берт Ланкастер — он читал дикторский текст), полагавших, что пора наконец их соотечественникам узнать о «неизвестной войне». Поэтому они так и назвали в телепрокате этот потрясающий жестокой правдой фильм, где честным языком кинохроники поведано, чего стоил советским людям и советской армии разгром фашизма. Очень не по себе делается, когда подумаешь, что самая страшная в истории человечества война, миллионные жертвы, обращенные в щебень города, сожженные села и деревни, ставшая сплошной окалиной земля, — столько приняла в себя раскаленного металла и огня, — весь Апокалипсис XX века оставался неведом заокеанскому народу. Конечно, американцы тоже сражались, и мы чтим подвиг отважных парней, особенно морских пехотинцев, — мы-то знаем об их войне, пусть — и тут не существует двух мнений — несоизмеримой по масштабам и жертвам с нашей, которую в США умудрились не заметить.

Роман Кармен до последнего вздоха, днем и ночью, монтировал эту единственную в своем роде хронику и не дал себе умереть, пока не убедился, что фильм есть. Он ушел так же великолепно, так же щедро, как жил: большая группа его сотрудников удостоилась за картину Ленинской премии. Из разжавшихся пальцев умирающего мастера высыпалось золото… Сам Роман Кармен имел все награды и все звания, какие только можно, но высшая награда была в его собственном сердце — труженика и солдата.