Делай шаг, Саша. К нам или от нас.
– В какую сторону к вам шагать, Андрей Денисович?
– А вот сюда. В штаб батальона. Там заявление напишешь о добровольном вступлении в ряды РККА, а дальше начнется всякая бумажная канитель. Тебя зачислят в списки, поставят на довольствие, присягу примешь, красноармейскую книжку выдадут, что податель сего не какой-то там бродяга беспаспортный, а красноармеец, будет в нашей части новый боец и наш товарищ. Но гражданский человек без паспорта и рубашки может бежать, куда хочет. А красноармеец себе такого позволить не может. Как бы ему страшно ни было, он без приказа отходить не имеет права. А уровские части вообще отходить не должны, а обороняться до последней возможности. Вот знаешь про царя Петра Первого? Так вот он про Кронштадт сказал: «Оборону флота и сего места держать до последнего живота, яко наиглавнейшее дело». А для нас везде – Кронштадт. Хоть в Кингисеппе, хоть в Калмотке.
– Понятно, Андрей Денисович. Про то, что дот должен держаться до конца, мне говорили уже. А что такое Калмотка?
– Это такая деревенька неподалеку отсюда. Местные говорят, что там усадьба барона Врангеля была, того самого. Поставят нас туда – будем там оборону держать. Иди пока в штаб, пиши, что надо…
Так вот и первая половина дня прошла. Писал, получал, снова писал и расписывался… И принял присягу. Поскольку один я был такой, то торжественной церемонии, как мне ребята про армию рассказывали, не было. Ни автомата не дали, ни знамя не развернули, ни оркестра. Сперва меня это как-то раздражало, потом я подумал: вот некоторые свадьбу устраивают с автомобилями, фотками, двухдневным гудежом и прочими вещами, а некоторые просто съезжаются и живут без фанфар. И, кстати, сейчас это как-то стало распространено. Вот я и проанализировал, кто из моих знакомых как это делал, и получилось так на так. Так что торжество – это ничего, но и без него можно. С другой стороны – Димка Зубов из нашего дома, что на флот попал, что мне рассказывал? И присяга у них была при оркестре, и автомат в руках держал… Но вот в учебке их так кормили, что аж ветром шатало. Ну и годковщина (это так по-флотски дедовщина называется). А вот я? Кормят вполне так, и никто меня из старослужащих не гоняет за себя что-то делать, когда он под деревом в тени отдыхает. А чтоб в зубы от «дедов» или сержанта заработать – так этого совсем нет. Я как вспомнил, что «деды», по рассказам, перед дембелем ни хрена не делали, только альбом дембельский готовили, и представил себе их же, если б они, как наш Островерхов, пять лет прослужили, а сейчас добровольцем пошли. Пожалуй, «деды» б в таком случае с койки не вставали, и в сортир их салабоны на руках несли. Так что я по этому поводу беспокоиться перестал, но беспокойство никуда не ушло, а повод сменило: оружия у меня нет, и вроде как не предвидится. Хорошо, если воевать не придется, пока оружие подвозят, а если завтра немцы сюда явятся?