— Знаете, кузен Франсуа, вы пришли очень своевременно, — сказала виконтесса с милейшей улыбкой.
— Полагаю, вы имеете в виду, — сказал тучный Лальмант, — что вы в чем-то нуждаетесь. Давно прошел тот день, когда восхитительная дама еще могла счесть меня подходящим по другим причинам.
— Друг мой, вы несправедливы к себе!
— Так поступает всякий. Но в чем же вы нуждаетесь?
— Как вы думаете, не могли бы вы мне ссудить две или три сотни дукатов?
Вендрамин ощутил приятное тепло, побежавшее по его жилам. В конце концов, его досада за этот приход была преждевременной.
Посол раздул свои красные щеки и поднял брови.
— Боже, Анна! Вы говорите о двух или трех сотнях, будто нет разницы между одним числом и другим.
— Какая, в конце концов, разница? — она положила свою ослепительной белизны руку, длинную и тонкую, на черный атлас его рукава. — Ну, Франсуа! Будь паинькой и дай мне две сотни и пятьдесят.
Лальмант строго посмотрел на нее.
— Вы, кажется, не понимаете, сколь велика эта сумма. Для чего она вам нужна?
— Вам это необходимо знать?
— Очень! Вы такой суммой не располагаете, и если я ссужу ее вам, то имею определенное право узнать, на что она будет израсходована. В конце концов, я несу чувство ответственности за вас, — он взглянул на Вендрамина, и его глаза, обычно доброжелательные, немного похолодели. — Если, например, вы намерены добавить ее или какую-то ее часть к деньгам, которые этот джентльмен уже занял у вас…
— Месье! — воскликнул Вендрамин.
Его лицо вспыхнуло и стало пунцовым. Он сделал попытку встать, но затем вновь опустился на стул, когда виконтесса воскликнула:
— Франсуа! Как вы можете? Это означает предать мое доверие!
Виллетард спокойно прихлебывал вино, будто был единственным, кто оставался в тени.
— Предать ваше доверие, дорогая! Что вы еще скажете? Мог ли месье Вендрамин полагать, что в течение нескольких месяцев я ссужаю вам суммы, в итоге составившие около шести или семи тысяч дукатов, не осведомляясь о том, что станет с этими деньгами? Я был бы странным опекуном, если бы так поступил, не так ли, месье Вендрамин?
Из красного, каким оно было, лицо Вендрамина стало бледным. Он тяжело дышал.
— Действительно! — воскликнул он. — Я понятия об этом не имел… Дело столь личного свойства… — он в мрачной досаде кивнул виконтессе. — Вы никогда не говорили мне, Анна, что…
— Дорогой мой Леонардо, — перебила она и легкая улыбка смягчила ее обеспокоенное лицо, — надо ли расстраиваться? И, в конце концов, разве это важно? — она вновь обратилась к послу. — Вы поставили моего бедного Леонардо в неловкое положение, к тому же — перед месье Виллетардом. Это некрасиво. Вы понесете наказание, дав мне те две с половиной сотни завтра же утром.