Обвинение вряд ли можно было опровергнуть. Но Марк-Антуан стоял перед послом непоколебимый и хладнокровный.
— Ни одна душа, кроме Терци и вас, да? А виконтесса, которой вы поручили подкупить его? Она ни о чем не догадывалась?
— Как смело! И ловко! Вы ее обвиняете?
— Я — нет. Я только указываю вам основные упущения в вашей организации.
— В моей организации нет упущений. Виконтесса не знала, для каких целей я использовал Терци. Она не знает, вы слышите? Вы думаете, что все свои замыслы я излагаю своим шпионам? Она не знает.
— Вы не испытывае сомнений? Вы — человек, который обязан контролировать ход дела. А откуда вы знаете, что Терци не рассказывал ей об этом?
— Это немыслимо.
— Почему? Потому что вы не хотели подумать об этом. Клянусь, это достаточная причина. А откуда вы знаете, что тот или другой из людей, работавших на Терци, не разболтал? Я полагаю, они-то знали, что делали.
Лальмант начал проявлять раздражение.
— Им хорошо платили. Откажется ли кто-нибудь из них от предложенных денег, которые можно так легко заработать?
— Один может испугаться. И это не было бы удивительным.
— Есть кто-то еще, кого вы можете поставить под подозрение?
— Кого желаете поставить под подозрение вы, Лальмант? — голос Марка-Антуана обрел твердость стали.
Лальмант задохнулся. Глаза его сверкали яростью. Но он колебался.
— Ну? — спросил Марк-Антуан. — Я жду.
Тот прошелся по комнате, сжимая в руке двойной подбородок. Вид посла был испуганным. Он беспомощно барахтался в сомнениях.
— Ответите ли вы откровенно на мой вопрос? — спросил он наконец.
— Я приветствую откровенность.
— Скажите, зачем вы ходили во Дворец дожей в понедельник вечером вместе с графом Пиццамано? С кем вы хотели там встретиться?
— Вы приставили ко мне шпионов, Лальмант?
— Ответьте на мой вопрос. Потом я отвечу на ваш. Что вы делали во Дворце дожей за несколько часов до ареста Терци?
— Я ходил на встречу с государственными инквизиторами.
Резкая откровенность признания была подобна удару.
— С какой целью? — настойчиво потребовал Лальмант, приходя в себя и утрачивая половину своей уверенности.
— С целью, о которой я пришел сюда поговорить с вами. Садитесь, Лальмант, — неожиданно он стал властным, почти оскорбительным — чиновник, облеченный властью.
— Садитесь! — повторил он строже, и Лальмант почти машинально повиновался ему.
— Если вы прислушаетесь к своему разуму и подумаете об истинных интересах нации, а не будете разменивать по мелочам свою энергию и ресурсы, что я и вынужден теперь делать — то увидите то, что давно должно быть сделано. Вы должны были в свое время узнать — ибо они встречаются повсюду — законников с куриными мозгами, которые с кудахтаньем бегают за мелкими крупицами деталей столь усердно, что упускают из виду основные проблемы. Вы уподобляетесь им, Лальмант. Вы сидите здесь, так погрузившись в мелочные глупые паутины интриг, и плетете их с таким вдохновением, что вас не хватает для настоящего дела.