…Как сегодня, помню это утро… И запах горелой гошкиной плоти…
И как шли по следам, — а там были следы ботинок и сапог, и колёс, и несколько раз попадались стреляные гильзы и пятна крови, — пока не вывели следы на дорогу, ведущую к Ильчику, и не стали неразличимыми.
А потом поспешили в штаб…
— Некрасивая картинка прорисовывается… — тяжело произнес Беседин, сложив сцепленные замком пальцы на доски стола. — Получается, Мембетов исчез неизвестно куда, неизвестно когда, а кто-то вырезал «костровых» и, вполне возможно, встретил груз вместо них?..
Сергей Хачариди отрицательно покачал головой:
— Боюсь, что не кто-то, а именно сам Рефат и вырезал, товарищ командир. И не просто груз перехватили. Судя по следам на костровой и по просёлку до ильчикской дороги, румынам… я так думаю, что румынам… — замялся он на секунду и для подтверждения своей версии вынул из вещмешка под лавкой бурую штормовку румынского горного стрелка, подобранную на костровой. — Румынам на костровой был дан бой… — продолжил Сергей, пнув дырявую и заляпанную кровью штормовку обратно под лавку. — И боюсь, что не нашими ребятами. Непродолжительный бой, конечно, но всё-таки жёсткий…
— Смотри-ка, даже бой краткосрочным определил… — без особого удивления отметил Фёдор Фёдорович и насунулся грудью на стол: — Ну-ка, давай подробнее. Что ты там вынюхал, следопыт?..
— Можно, я… — поморщился Серёга, показывая двумя пальцами по столу, что хотел бы пройтись.
Несмотря на совершенно снайперское терпение, с которым «Везунчик» мог часами лежать в засаде колода колодой, замаскировавшись, вот такое школярское сидение на лавке претило его живой натуре невозможно. Он и так егозил, подскакивал, будто его голым задом в крапиву умостили.
— Ладно, майся… — махнул рукой командир, зная такую Сергееву особенность. — Только руками не маши, сшибёшь чего-нибудь…
Он покосился на довоенный первомайский плакат в самодельной рамочке, заменявший в штабной землянке традиционный портрет Сталина — тот и сам по себе падал ни с того, ни с сего каким-то мистическим образом…
— Ребят наших я нашел лежащими на спинах, с горлянками, распоротыми от уха… — Сергей, поднявшись с лавки, мельком обернулся на Володю. — Ты бы вышел?
У Вовки в глазах снова возникла коричневая, как картофелина из золы, обугленная пятка Гошки с бело-розовой трещиной лопнувшей кожи. Горло словно сжал кто, пробуя миндалины гланд, но он отрицательно мотнул головой и даже нашёл в себе силы буркнуть с достоинством:
— Чего это?
Серёга пожал плечами и продолжил, меряя тесноту землянки шагами.