Окончательно осчастливленный граф взял кузена Жанны под руку и потащил в дальний угол балкона, где точно никто не мог помешать рассказам, приговаривая:
– Пойдемте же, сударь! Потом вы скажете, что интереснее историй в жизни не слышали!
Кантильен успел лишь на прощание бросить на Жанну ненавидящий взгляд.
Жена и дочь графа де Буассье, напротив, смотрели на нее с благодарностью.
– Вы наша спасительница, – произнесла графиня. – Он весь вечер не знал, с кем бы поговорить о старых добрых временах.
Жанна еще раз высказала комплименты балу и поспешно покинула балкон, спасаясь от разговоров. Хватит с нее бесед на этот вечер! Раймон прекрасен еще и тем, что его совершенно не тяготит молчание. Они будут молчать всю дорогу до Марейля, затем… затем станет не до разговоров, а наутро Жанна что-нибудь придумает. Она твердо решила: платить кузену она не станет.
В столпотворении бального зала Жанна не сумела увидеть ни Бальдрика, ни Элоизу. Что же, она подождет их у лестницы, и Раймона тоже. Рано или поздно они найдут ее, а если нет, она отправит какого-нибудь слугу на поиски. Только бы уехать поскорее! Жанна быстро прошла через зал, вышла в коридор, где никого не было, и остановилась у лестницы, в изнеможении прислонившись к стене. И только сейчас она поняла, что пальцы у нее сжаты в кулаки, а в глазах стоят слезы. Она была храброй там, разговаривая с Кантильеном, и не испытывала страха. Но омерзение от общения с кузеном, внезапно появившаяся откуда-то старая знакомая Раймона и непреходящий стыд от собственного обмана, сошедшиеся воедино, – это немного слишком для одного вечера. Оглядевшись, Жанна увидела небольшую кушетку и поспешно опустилась на нее. Ноги почти не держали. Как хорошо, что никого нет поблизости! Даже если она заплачет, никто не увидит.
Она не плакала много месяцев. Не стоит начинать сейчас.
– Мадам! – послышался голос, в котором сквозило облегчение. – Наконец-то я отыскал вас!
Бальдрик де Феш спешил к ней, и из-за того, что шагал он довольно быстро, его хромота была особенно заметной. Он остановился рядом, запыхавшись, и Жанна увидела, что барон вправду встревожен.
– Вы так внезапно исчезли, – сказал он, а затем вгляделся в лицо Жанны и спросил с еще большей тревогой: – Что с вами? Что случилось?
Жанна молча покачала головой, не в силах говорить; слезы все-таки потекли по ее щекам, крупные и злые, пали на сцепленные руки, и она закрыла лицо ладонями. Неподдельная доброта Бальдрика, его участливый тон сделали то, что не смогли сделать ночи, полные размышлений, – прорвали ту плотину, за которой пряталось безмерное горе.