– При первой возможности я вернусь в ставку герцога Энгиенского, мадам. Мне нужно дождаться приказа.
– Ах, приказ! – Жанна кивнула так, будто что-то в этом понимала, и Раймон немного разозлился на нее – на ее уверенность, ровный голос, выбившиеся из прически пряди, которые отвлекали его внимание. – Конечно. Но какое-то время вы пробудете здесь. Возможно, у вас имеются пожелания?
Раймон моргнул. С тех пор, как он приехал в Марейль, на него постоянно наваливаются забытые ощущения – мирная жизнь, женщины, простые слова, пожелания… Все это так непохоже на то, с чем он свыкся, что прилипло к его шкуре как репьи. Раймон не испытывал уверенности, что хочет погружаться в этот солнечный мир серебряных вилок, легкого смеха и живых цветов в вазах. Он обвел взглядом комнату: за столом хорошее укрытие, если вдруг ворвутся враги, и еще есть второй выход, кажется в большую гостиную, а оттуда на ступеньки, ведущие в сад. Если сад еще там…
– А что с садом? – спросил Раймон. Женщины переглянулись, затем Жанна ответила:
– Мы немного облагородили его, садовник подстриг кусты и кое-где разбил новые клумбы, однако в остальном сад остался неизменным. В прошлом году подновили внешнюю стену. Там несколько камней выпало из кладки.
– Хорошо.
– Я отправляюсь в свою комнату, – вдруг произнесла мадам де Салль и поднялась, остановив жестом Раймона, собиравшегося встать вместе с нею. – Нет-нет, не стоит меня провожать, я отлично знаю дорогу.
– Элоиза, ты мало ела, – упрекнула ее Жанна.
– Кто совсем мало ел, так это твой супруг, – фыркнула компаньонка, направляясь к двери. – Приятного аппетита, шевалье.
Дверь стукнула. Заглянувший слуга убедился, что хозяевам он не нужен, и снова исчез. Жанна посмотрела на тарелку Раймона, где лежала такая же, как у нее, печальная копченая рыбина.
– Это хорошая рыба, сударь. Она и не мечтала о чести быть съеденной вами, когда плавала в реке.
– Не сомневаюсь, – ответил Раймон, глядя не на рыбу, а на жену. Она, верно оценив его взгляд, отложила вилку и чуть откинулась назад, давая себя рассмотреть. Некоторое время стояла тишина, а потом Жанна сказала просто:
– Я рада, что вы дома.
Она смертельно его боялась.
Казалось бы, что страшного – почти незнакомый человек, приехавший с войны, да еще и нездоровый. Трехдневный сон, спровоцированный правильно подобранными травами, явно пошел на пользу, однако за три дня раны не лечатся. А те, что в душе? И есть ли у Раймона в душе раны, или она полностью закостенела?
И, если уж на то пошло, какое ей, Жанне, до того дело? Она должна выполнять свои обязанности – и только. Для этого она здесь.