Окна особняка были ярко освещены, и, поднимаясь по лестнице в бальный зал под руку с Раймоном, Жанна позволила себе на мгновение позабыть обо всех бедах и о своем обмане. Сейчас она чувствовала себя женой шевалье де Марейля, и это приносило ощущение огромного счастья. «Вы – мой», – сказала она Раймону, не солгав ни капли. Он – ее. Пускай на время, которое ей неизвестно. Однако сегодня он – ее.
И сегодня ночью Жанна к нему придет.
Она поняла это еще прежде, чем они вошли в зал, прежде, чем поприветствовали хозяев дома – веселого пожилого графа де Буассье, его полную миловидную жену и очаровательных дочерей. Младшая, вся розовая от обрушившегося на нее внимания, робко и гордо держала под руку своего жениха – молоденького виконта, и на мгновение Жанна позавидовала этой счастливой девочке, которая скоро выходит замуж за возлюбленного. А они любят друг друга, это так хорошо видно! Все – в их взглядах, в непременной робости, боязни обидеть и вместе с тем – желании оказаться как можно ближе, в произнесенных шепотом словах, нервных и оттого неловких движениях… Позже, когда начались танцы, Жанна видела, как танцевала эта пара. Юноша и девушка казались поглощенными друг другом, как будто мир вокруг них не существовал. Влюбленные обитают в особом пространстве.
Значит ли это, что она и шевалье де Марейль тоже влюблены? Потому что стоило Раймону и ей присоединиться к танцующим, как остальные люди стали размытыми тенями, а музыка доносилась словно издалека. Жанна не знала, так ли это было для мужа (и подумала мельком, что почти наверняка нет), однако она сама была словно заколдованная. Она смотрела на Раймона и не могла насмотреться. Кто-то, возможно, даже не счел бы его красивым человеком, слишком жесткими казались его черты, да и шрам через все лицо придавал скорее свирепости, чем привлекательности, – однако для нее муж был прекрасен. Красивей его нет никого на свете.
Жанна готова была протанцевать всю ночь, если это поможет удержать ощущение чуда, однако заметила вскоре, что Раймон стал двигаться медленнее и уже без особого удовольствия. Она сжалилась и сказала, что устала. На самом деле она беспокоилась за Раймона, который по-прежнему вел себя как ни в чем не бывало, а ведь раны должны зажить. Норбер говорил, это происходит медленно.
Они присели в кресла, поставленные у открытого окна (очень приятно после танцев ощутить дуновение ветерка), слуги поднесли вино и закуски, и можно было занять себя разговором. Восемь еще не пробило, и Жанна, хотя осматривалась, не заметила Кантильена в толпе. Зато увидела Элоизу – та разговаривала о чем-то с бароном де Фешем и, кажется, только что ответила согласием на его предложение потанцевать.