– Посмотри-ка, это деньги и какие-то забавные вещицы…
– Эти вещицы, сдается мне, глиняные шкатулки!
– А это, гляди, медальоны с изображением какой-то красотки…
– Ага, напоминает твою резвую Хемду из того злачного места, что за углом Ноаховой мастерской…
– А вот еще какая-то безделушка… У этого Гасана явно что-то с головой… Зачем ему столько этой дряни?
– Эй, братья, давайте-ка снова все уберем, – заторопился неожиданно Реут.
– А Гасану скажем – пусть делится с нами, или мы пойдем и поподробнее разузнаем о его наследстве. Что-то уж очень сомнительно все это… – последним говорил самый старший, заросший бородой и сам похожий на огромного барана пастух Эран.
Затем они сложили все обратно, кое-как примостили на прежнее место замок и разошлись по своим делам.
Нирит наконец поднялся со своего места. Признаться, он порядком испугался увиденной им сцены. Кто знает: на что были способны эти трое детин-пастухов, привыкших к зною и опасности бездорожья и пастбищ – не в пример Нириту, которому не был знаком тяжелый физический труд? Собираясь покинуть шатер пастухов, он внимательно проверил, все ли его вещи при нем: чего доброго Гад или Реут прихватили что-нибудь с собой! Все было на месте. Под своими ногами он увидел вещицу, которую, вероятно, пастухи забыли убрать в ящик Гасана. Нирит поднял ее, повертел в руках – и вдруг острая игла пронзила его виски. Перед ним был незаконченный медальон с изображением виноградной лозы, который он сам создавал накануне гибели братьев…
Первым желанием Нирита было – найти Гасана, созвать пастухов и объявить о страшной догадке. Ведь вот кто убийца его братьев! Вот кто в тот жуткий день проник в дом Ноаха, чтобы поживиться там деньгами и добром! Вовсе не Эвимелех был убийцей! Затем появилась новая мысль: а что, если они – сообщники? И Гасан тоже, как и Эвимелех, должен понести наказание? Пока Нирит колебался, что ему делать, послышались шаги и в шатер вошел Гасан. Он увидел в руках Нирита медальон, мгновенно оценил ситуацию и достал из-за пазухи огромный деревянный нож, отполированный кровью животных так, что в нем ярко блеснуло солнце, на мгновение ослепив Нирита.
– Уходи, пока цел, сын Ноаха! Я не хотел крови твоих братьев! Не хочу и твоей крови! Я не убийца! И не вор!
– Ты врешь! Ведь ты убил моих братьев и ты ограбил отца!
– Я всего лишь взял то, что мне полагается! Твой отец погубил мою мать! – Нирит застыл от слов Гасана. – Да, да, Ноах слыл добрым семьянином и отцом! А между тем долгое время, из года в год, посещал он Эдну – ту, которая выносила для него незаконнорожденное дитя. А потом, когда узнал обо мне – Гасане, Ноах покинул мою мать навсегда. И она, любившая и боготворившая его, дарящая ему минуты страсти и вдохновения, угасла и умерла – без болезни, без видимой причины. В тот день, когда он сказал, что уходит, она легла и уже больше никогда не встала с того ложа, которое так часто делил с ней Ноах… – Гасан опустил глаза в землю и мгновение молчал. – Сначала я хотел просто посмотреть, как живут дети Ноаха, на что он променял мою мать и меня. А потом я разозлился на старика: ведь и ваша мать тоже страдала? Я решил ограбить Ноаха, забрать все деньги, что лежали в потайном месте в стене его дома. Но я не успел: услышал, как вы, Неарам, Нехам и Нирит, вернулись. Вы спорили и бранились. Мне бы не удалось уйти незамеченным. И дождавшись, когда вас осталось хотя бы двое (ты поспешил за отцом), я решил бежать. Неарам и Нехам набросились на меня. Нехаму удалось почти задушить меня, Неарам же подло и трусливо караулил сзади. В последний момент я нащупал на земле дубинку, которую прихватил с собой. По случайности это была дубинка Эвимелеха. И разделался с теми, кто хотел погубить меня, убить – еще раз: ведь знаешь, Нирит, однажды я уже умер. В тот день, когда ушла в иной мир моя мать. Но все же я хотел жить! Жить и хранить память о моей матери, любившей (увы!) вашего Ноаха больше меня – иначе бы она не оставила своего сына…