Внизу протянулись влево волнорезы, похожие на темные зубцы расчески, и отлив отступал по мокрому песку, усеянному крошечными фигурками, бросающими вызов яростному не по сезону ветру. Прибытие Аделины Арманд, как позже решили девушки, могло сравниться разве что с прибытием царицы Савской. Точнее, сравнилось бы, соберись царица Савская переехать сюда в субботу, в разгар летнего сезона. Это означало, что все те люди – Колкухоуны, Эллиотты, хозяйки местных пансионов на Променаде и им подобные, которые при обычных обстоятельствах не преминули бы отметить экстравагантность незнакомцев, прибывших с целой горой сундуков, с большими картинами, изображавшими вовсе не членов семьи или мчащихся галопом лошадей, а огромные, беспорядочно нанесенные пятна краски, с бессчетными стопками книг и явно заморскими предметами искусства, – все те люди не стояли молча у ворот, наблюдая за размеренной процессией, тянувшейся в давно пустовавшую виллу в стиле ар-деко, выстроенную на побережье. Они толпились в очереди у мясной лавки на Марчант-стрит или торопились на собрание Ассоциации владельцев гостиниц.
– Миссис Ходжез говорит, что она дальняя родственница королевской семьи. Венгерской или какой-то там еще.
– Чушь.
Селия посмотрела на подругу, округлив глаза:
– Точно. Миссис Ходжез разговаривала с миссис Ансти, а та знакома со стряпчим или кем-то там еще, кто отвечает за дом, так что она действительно венгерская принцесса.
Тем временем семьи на пляже распределили между собой узкие полоски суши и спрятались за надутыми ветром полосатыми тентами или нашли укрытие в пляжных домиках, не выдержав резкого морского бриза.
– Фамилия Арманд не похожа на венгерскую. – Лотти убрала волосы, лезшие в рот.
– Разве? А ты откуда знаешь?
– Иначе просто ерунда получается. Что венгерской принцессе делать в Мерхеме? Она, безусловно, поехала бы в Лондон. Или в Виндзорский замок. Но только не в эту сонную, обветшалую дыру.
– В Лондон, но не в твой район, – с едва ощутимым пренебрежением произнесла Селия.
– Да, – согласилась Лотти. – Не в мой район.
Тот район Лондона, где когда-то жила Лотти, – восточный пригород, щедро усеянный наспех воздвигнутыми фабриками, за которыми в одну сторону выстроились газовые станции, а в другую на многие акры протянулись неказистые болота, – не мог похвастать ни одной выдающейся личностью. Попав впервые в Мерхем, куда ее эвакуировали в начале войны, Лотти с трудом скрывала смущение, когда местные жители сочувственно интересовались, скучает ли она по Лондону. В такое же замешательство ее приводили расспросы о семье. В конце концов люди перестали спрашивать.