— Господина Ричмонда в дом! — приказал Война отец, отметив коротким взглядом, что челядь тут же подхватила застонавшего Свода и понесла в сторону главного крыльца. Только полумрак двора стал скрывать их силуэты, пан Криштоф вытащил из ножен свою длинную саблю и с помощью её, под вздох присутствующих отбросил полог с головы, лежавшего перед ним человека.
Даже пан Криштоф не мог надеяться на то, что Свод сообразит привезти на людской суд тело «Юрасика». Лицо незнакомца, которого, как понимал старый пан, Ричи намеренно переодел в призрака, было изуродовано. Его пустые глазницы заплыли чёрными сгустками крови. Он был мёртв.
«Всё верно, мистер Свод, — рассуждал про себя Война старший, — с мёртвого-то «Юрасика» какой спрос? Ай да умница…».
Окровавленная, изрубленная хламида воняла перепревшим тряпьём. Как видно от долгого пребывания в сырости сейчас она просто расползалась на части. Человек был без обуви, в разорванных портках и рубахе. Из глубокой раны его правого бока вывалились витки синих, смердящих кишок.
Люди загудели, но пан, не давая разгуляться переменчивому настроению толпы, властно поднял руку:
— Тихо! — твёрдо осадил брожение языков старый Война. — Англичанин сдержал своё слово и будь он сейчас с нами, думаю, рассказал бы, как всё было. А так, — пан, выглядевший натурально удивлённым, простецки пожал плечами, — я тоже никак не ожидал увидеть перед собой …это? Мне, наверное, как и всем вам мнилось, что пан Свод притащит из леса самого чёрта!
Народ согласно загудел, стараясь не пропустить ни слова из панских уст.
— Глядя же на эту тварь, — продолжал пан, — я понимаю, как правы наши свентые ойцы, говоря, что в наше время сам антихрист тихим аспидом вползает в души неверующих и толкает их к грехопадению. Как видно, душу этого…, — пан ткнул острым концом сабли в остывающее, бездыханное тело, — пороки и грехи, словно могильные черви, сожрали уже до самого дна. Оттого он и воняет, как мокрая собака. А раз так, то и покоиться ему, как подлому псу. Завтра же закопаем его возле стены, а над ним сделаем выгребную яму.
На ночь, пока, оставим здесь, у ворот. Пусть смотрят, кому надо на этого выродка. Мужики, оттащите его к стене…
Толпа обступила того, имя которого ещё полдня назад являло собой сам страх, и было главным предметом людских разговоров. Слышались проклятия и плевки, кто-то кричал: «да, это он. Я узнаю эту вонь! Сдох, проклятый, так тебе и надо!». «Кол ему в сердце! — подхватывал другой. — Да, осину в нутро, чтобы больше не поднялся, нехристь…!» — Но пан с сыном этого уже не слышали. Они спешили в замок…