— Ну вот, отправился в кабак, — сообщил Низар, не скрывая своего презрения.
— Скатертью дорога! — ответил Корсали.
Видя, что братья молчат, Низар поспешил откланяться. Чуть позже и Корсали последовал его примеру.
Энрико нашел своих друзей за игорным столом: они уже начали партию, так что ему пришлось ждать в сторонке. Чем больше он вспоминал недавнюю ссору, тем больше убеждался в собственной правоте. Энрико чувствовал себя победителем, словно речь шла об игре в брисколу. Да что там брискола — его братья и карт-то не различают, а уж сыграть у них точно смелости не хватит. Отныне он их и словом не удостоит, они для него — пустое место. Так он просидел до позднего вечера в одиночестве, потягивая вино и внутренне возмущаясь, однако затем, несмотря на все свои угрозы и обещания, вернулся домой.
Дверь открыла Модеста.
— Братья дома? — заботливо поинтересовался Энрико.
— Да, уже за столом.
— Я сейчас.
Он вошел в столовую и, извинившись за опоздание, сел ужинать.
Джулио сильно исхудал, лицо его осунулось: он был заметно подавлен, словно больной, который до конца не оправился от тяжкого недуга.
Заглянув в лавку на следующий же день, Низар застал братьев все в том же мрачном оцепенении.
— Полноте! Все не так плохо, зачем убиваться понапрасну?
Услышав его сквозь сон, Никколо попытался открыть глаза и ответить, но язык отказывался ему повиноваться: мешало неприятное, вяжущее ощущение во рту. Неужели Низар догадался? Впрочем, какая теперь разница.
Джулио достаточно было взгляда, чтобы все понять. Он повернулся, достал с полки книгу и, открыв ее на знакомой странице, протянул гостю, указав пальцем нужные строки: Fili, sic dicas in omni re: Domine, si tibi placitum fuerit, fiat hoc ita[7]. Затем тут же закрыл книгу и поставил на прежнее место.
— Как по-вашему, разве не истина то, что здесь написано?
Низар хотел было возразить, однако счел неуместным завязывать праздную дискуссию: его до глубины души поразило, что Джулио дал ему прочитать строки из книги «О подражании Христу». Теперь он уже не сомневался, что дела в книжной лавке действительно плохи и что последствия не заставят себя ждать.
— Только им троим известна правда. Что ж, раз не хотят рассказывать — значит, не доверяют, — подумал Низар с досадой и, опасаясь, как бы ему не передалась чужая печаль, поскорее распрощался.
Никколо вскочил со своего стула и стал потягиваться, выпятив грудь. Бывали минуты, когда он, стремясь помочь Джулио, придумывал всякие детские небылицы. Вот и теперь, потянувшись хорошенько, он будто почувствовал себя выше и заговорил: