Моя!
Я качнулся вперёд… и вдруг потерял запах и потерял её из виду. Хотел раздражённо отмахнуться от высыпавших на арену людей, отбросить досадную помеху и отправиться на поиски, догнать, взять законную добычу. Но тут вдруг проснулся разум.
…!….!
Меня буквально парализовало от осознания собственных инстинктивных реакций. И на кого! И каких!
Не помню, как я добрался до раздевалки и, главное, душевой. В голове вертелись только множественные нецензурные конструкции разной этажности. Думать о чём-то более определённом было попросту страшно.
Ледяная вода окутала тело ощущением покоя, смывая кровь, пыль и остатки чужих эмоций. И я рискнул осторожно вернуться мыслями к своей стремительно растущей проблеме о двух ногах. Задумался о том, как буду теперь с ней общаться; и, странно, никаких пугающих реакций не последовало.
Тогда, полагаясь на помощь ледяной воды, я осторожно погрузился в воспоминания. Понял, что вот такая, раскрасневшаяся, восторженная, в традиционном наряде и с девичьими лентами в волосах, моя подопечная представляет собой очень красивую девушку. Действительно — очень, хотя и необычную. Впрочем, эстетическим удовольствием на этом этапе всё и ограничивалось. Приободрённый этим, я рискнул сосредоточиться на выражении лица, — горящие глаза, приоткрытые в неосознанном предложении губы, — и тут эмоциональный отклик уже последовал. Впрочем, не настолько интенсивный и вполне подконтрольный рассудку; это было сознательное и почти разумное «хочу», которому можно было сказать веское «нельзя».
А вот стоило вспомнить запах, и разум мгновенно капитулировал. То есть не просто «не справлялся», а стеснительно отступал в сторонку, без боя оставляя тело во власти инстинктов. С трудом (во многом, благодаря холодной воде) подавив желание догнатьи обладатьпрямо сейчас, я вспомнил все тренировки разума, какие мог, и грубым пинком загнал обонятельный экстаз в дальний тёмный угол памяти.
Ладно, с запахами можно бороться. Простой фильтр в нос, и я смогу общаться с подопечной достаточно спокойно. Главное, чтобы она сама не поняла, что произошло. Впрочем, если я правильно понял суть её подготовки и всей предыдущей жизни, — а я почти наверняка понял правильно, — вероятность такого осознания мала.
Правда, пока одевался, в моей голове роились сомнения.
В итоге пришёл к выводу, что сам я по неопытности и, что уж там, дури могу наломать дров, и принял волевое решение обратиться за консультацией. Причём я даже знал, к кому можно пойти с этим вопросом.
Ещё вчера я выяснил у Ханса, что это была за женщина: Старшая, одной изящной провокацией решившая мою проблему с Советом. И сейчас, когда возникла настоятельная потребность в консультации рассудительного человека, именно эта Старшая вспомнилась мне в первую очередь. В конце концов, кому знать, как устроены мозги носителей горячей крови, как ни психологу-воспитателю из соответствующего интерната?