— На фронте наши солдаты в атаку на немцев шли — а их пулеметами слоями косили. Вина в том советских «енералов» велика, они по-другому и воевать тогда не умели. Вот и получали каждый раз сотни новых «ржевов». А немцы патроны спокойно везли через Брянщину и Орловщину, совершенно не боясь наших партизан, что повсюду диверсии оккупантам устраивали, из пулеметов продолжали дальше наших бойцов скашивать. А потому спокойно везли, что в тех местах «борцы с коммунистами» в услужение нацистам подались, против своего собственного народа. И как их после этого называть прикажешь? Молчишь? Тогда я скажу — это каины, предатели!
— Они с большевиками воевали!
— Заладил, как заевший патефон! Эти ребята в первую очередь со своим народом воевали, который за свое существование, за право жить и дышать всем миром на войну с немцами поднялся! Понимаешь это?! За право жить, растить детей, а не подыхать в газовых камерах! Большевики просто этот народный подъем грамотно использовали!
— Так ведь они же ничего не дали людям после победы!
— Не дали! Но разве они первыми такое проделали? Брат твоего прадеда тоже народный подъем использовал и французов из России вышвырнул, как Сталин фашистов. И что потом было? Освободил ли царь-батюшка крестьян от крепостного рабства?! Или цинично произнес, что благодарный наш народ получит свою мзду от Бога? Не так ли, Мики?! А ты представь на секунду, как бы сам назвал тех, что в прошлую войну с немцами не только агитацию вели, но и восстания в нашем тылу устраивали, когда ты Дикой дивизией на фронте командовал?!
Михаил вздрагивал, словно горячечные слова генерала жгли хлыстом — безжалостно. Но он потрясенно молчал, не находя ответа. Да и что говорить, если с подобным несколько лет назад сам сталкивался.
— И закончили свою жизнь они в
томмире, как крысы, отринутые и собственным народом, и родной землей, по которой ходили. Нет, дрались отчаянно, в трусости не упрекнешь. Но ведь и здоровенный крысюк, в угол загнанный, до последнего вздоха дерется. Героем его тоже называть?! Родная земля их отринула, как гадов мерзких, в болотину, да под Поганым Камнем они свой путь и окончили! Как крысы!
[1]
Арчегов вздохнул и дрожащими пальцами достал из коробки папиросу. Сломал пару спичек, лишь потом смог закурить. Михаил продолжал молчать, только трясущейся рукой вытянул папиросу и после нескольких неудачных попыток тоже закурил. Оба молча сидели рядышком, дымя папиросами. И затянувшуюся паузу нарушил генерал, еще не остывший от гнева:
— Семен мог здесь по новой свою жизнь начать, Провидение ему такой шанс предоставило. Я потому поначалу за то прошлое… вернее, за будущее, ему глотку не порвал. Думал, поймет! Да ни хрена. Первый раз мы стрелять друг в друга прекратили, шаткий мир вроде установился, русские русских перестали резать. Радоваться всем нужно, а что он со Шмайсером натворил?! Снова русской крови полить захотелось?! Людей под пули, наших, в Москве под пулеметы подставили?! Нет, Мики, запомни на будущее — предавший раз, предаст два и три, он уже не остановится! И пусть Фомин не столько предатель, намного хуже — ненависть переполняла его, а потому принести добро в новой жизни он не мог! И я рад, что нарыв лопнул в мае, было бы намного хуже, если они ударили бы в спину потом, воспользовавшись нашей неготовностью. Вот об этом я ему и сказал, и он сам сделал свой выбор… Неожиданный для меня, не скрою!